Былинки. Истории из жизни священника - страница 16

Хор тут же подхватывает: «Господи, помилуй!». А у меня мурашки по телу, но не от пения хора, а от того, что ошибся. Надо же было так опростоволоситься! Вот, уж, поистине, «смотрит в книгу, а видит фигу»! Однако деваться некуда. Возглашаю до конца ектенью, захожу в алтарь и сразу к архиепископу Хрисанфу: «Владыка, простите!»

Владыка смотрит на меня с высоты своего богатырского роста большими, немного на выкате глазами и говорит:

– Не ошибается только тот, кто не волнуется, а не волнуется тот, кому все равно. Раз ты ошибся, значит, тебе не все равно, и это хорошо.

Владыка улыбается, а я стою и пытаюсь прийти в себя. Вот это поворот! Я шел за разносом, а он меня похвалил! Я ошеломленно протягиваю руки. Владыка благословляет, но руку целовать не дает – он этого не любил, а лишь касается моей головы, как бы дав легкий подзатыльник, и на этот раз абсолютно серьезно говорит:

– Запомни и в следующий раз не ошибайся!

Помню, владыка. Помню.

Как нельзя осудить первоклассника за то, что тот учится писать по прописям, так нельзя осудить молодого настоятеля за то, что он старается служить по уставу.

Приближался праздник Троицы, первый после моего назначения настоятелем Предтеченского храма. По уставу в этот день положен Девятый час, но в прежние годы его не читали, за литургией сразу следовала вечерня, во время которой по полу церкви разбрасывали скошенную траву. Правильно ли это? Между нами, священниками, вышли прения, и я решил спросить об этом владыку Хрисанфа.

Вхожу в кабинет.

– Служить или не служить? Как благословите?

Владыка смотрит на меня, а затем неожиданно спрашивает:

– А что об этом думают твои бабушки?

– Какие бабушки?

– Те, что стоят на службе.

Вот это поворот! Я думал, владыка спросит о священниках, а он о бабушках.

Тут надо сказать, что служба на Троицу длинная. Пожалуй, самая продолжительная во всем церковном году. За литургией всегда следует вечерня с чтением коленопреклоненных молитв, которые настолько многословны, что у священника не всегда хватает сил их красиво и торжественно прочитать. Добавьте к этому июнь, жаркий день и запах прелой травы, разбросанной по всему храму, и тогда вопрос станет более понятен.

Владыка Хрисанф какое-то время молчит, ждет ответа, а затем восклицает:

– Отец! У тебя бабушки на службе в обморок падают, а ты спрашиваешь, надо ли читать Девятый час?

Я ошарашенно мямлю:

– Только ради «сугубой молитвы»…

Но владыку уже не остановить.

– Так ты молиться хочешь? Тогда иди к отцу Иову в Трифонов монастырь. У него там, как раз, монахов не хватает.

Так я навсегда запомнил, что, хотя уставы и важны, но они пишутся для людей, а не наоборот.

– Сколько живу, а никак не могу привыкнуть, – вздыхает митрополит Хрисанф.

– К чему?

– Там, где я родился (Ровенская область Украины), всегда было принято в церковь одевать самую красивую одежду, а здесь, наоборот, старую и невзрачную. Как будто больше нечего надеть.

– Может из скромности?

– Да, причем тут скромность! – удивляется владыка. – Ведь в гости или в кино те же люди оденутся иначе. Так почему в храм надо одеваться хуже?

Владыка досадно машет рукой.

– Не знаю, как сейчас, – говорит он, – но в годы моей молодости церковь была не только местом для молитвы, но центром всей нашей жизни. Особенно в праздники, на которые съезжались со всей округи. Бывало, мама говорит сыну: «Обрати внимание на такую-то девушку. Посмотри, как она молится, как красиво и аккуратно одета, как скромно себя ведет, как учтиво разговаривает с родителями и подружками. Вот была бы хорошая жена!» А какие у храма бывали ярмарки, широкие и веселые!