– Ого, Алан, ты вырос! Каким красавчиком стал!
Тон сестры звучал естественно, но я принял её слова за лесть. Уж кем, а красавчиком я себя точно не считал. Однако насчёт роста она права: к последнему году обучения в школе я вымахал чуть выше пяти футов. Неплохо бы теперь нарастить массу, но я мог похвастаться только широкими плечами. Вообще предпочитаю слово «поджарый» в описании собственного телосложения. Никак не «тощий» и уж тем более не «жердь». Я выглядел не слишком складно, как большинство подростков.
Обняв Дарсию в ответ, я вспомнил, как при разводе родителей она сказала: «папочка меня больше любит». Её тон был таким уверенным для десятилетней девчонки, а я в свои тринадцать чувствовал себя совершенно некомпетентным в этом вопросе. Возможно, дело было в том, что отец всегда приходил на выступления сестры и всячески поддерживал её творческие начинания. Дарсия обладала способностью состоять с людьми в какой-то тесной обособленной связи. У нас она тоже была. Я всегда чувствовал себя спокойно рядом с сестрой, мог рассказать ей всё и знал, что она не предаст меня, какой бы ужасный поступок я не совершил. Также доверительно она взаимодействовала с отцом. Наверное, я ревновал, потому что не мог подстроиться под него так же легко. Слова взрослых меня часто пугали, их действий я не понимал, зато Дарсия могла объяснить всё на свете. Когда она улыбалась, все грешники мира оказывались прощены.
Пока мать занималась собой, Дарсия балетом, а отец просмотром её выступлений, я торчал в комнате или ездил на велике за город. Может, и удивительно, но даже у меня был друг, в чьей компании я коротал время. Его звали Кевин. Катались мы часто, поскольку в Принстоне люди не так уж любят спешку. Шансы, что тебя собьют на улице, небольшие, а если уехать подальше, то можно совершенно расслабиться. Однако пришёл день, когда семья Кевина переехала, и я лишился человека, с которым надеялся существовать бок о бок до конца жизни. От меня словно оторвали кусок. Разрывы всегда болезненны. Я переживал долго и тяжело. Теперь же я смотрел на Дарсию, с лёгкостью променявшую уют и тишину на городские огни и лицемерное однодневное общество. В самом затаённом уголке души я завидовал ей, но не хотел себе в этом признаться.
– Малыш! – крикнула Дарсия и, расцепив объятия, потянулась за клеткой с Добби. Пёс радостно замахал хвостом. Вероятно, узнал её. Сестра любила кормить подлизу вкусняшками.
– Я освободил для тебя комнату, – сказал отец, затаскивая по лестнице мой чемодан. Дом дыхнул на меня запахом выпечки и апельсинов. Я бегло осмотрелся в холле. По левую сторону располагалась достаточно просторная кухня с большим количеством шкафов бежевого цвета. Светлые стены и ламинат давали возможность оценить, насколько идеально чисто в этом месте. Над столешницей висели выключенные лампы, на дальнем краю стояла коричневая статуэтка в форме рыбы, а прямо располагались окна со светлыми закрытыми жалюзи. В левой стороне находилась гостиная, ужаснувшая обилием дорогой мебели. Белые диваны и кресла будто вопили: «не смей прикасаться к нам». Снежный махровый половик в моём воображении сморщился, издали учуяв запах потных ног. Фантазию поразили абстрактные картины, висевшие на аскетичных стенах и множественные статуэтки, украшавшие камин, столик, комод. Здесь жила часть моей семьи, но сейчас они представились мне чужими людьми. Захотелось убежать и спрятаться, однако я последовал за отцом на второй этаж.
