– Я купил тебе постельное и полотенца. Если что-то понадобится, составь список, приобретём.
Моя комната оказалась примерно того же размера, что в Принстоне. Я обрадовался: хоть к чему-то не придётся привыкать. Второй плюс – здесь не было белой мебели и половика. Стены, выкрашенные в синий цвет, пустовали. На кровати одиноко лежал матрас, а на тёмном письменном столе запакованное бельё.
– Да, спасибо, – ответил я, поставив сумки у стены. Придётся потрудиться, чтобы создать здесь уют, но я справлюсь. В таком месте, как Нью-Йорк, мне необходимо убежище.
– Прими душ и спускайся. Уверен, ты голоден.
Отец улыбнулся и вышел из комнаты. Желудок скрутило, но есть я совсем не хотел. В стрессовых ситуациях меня тошнит, впрочем, отказываться – невежливо. Всё-таки Дарсия старалась. Пришлось освежиться и спуститься на кухню. Сестра уже накрыла стол, отец сидел неподалёку. Я неуверенно отодвинул стул, боясь нарушить царящую идиллию и вспомнил небрежность матери, часто кидающей остатки полуфабрикатов в раковину. Меня передёрнуло. Как приспособиться к новой жизни? Как не запачкать это дорогостоящее пространство?
– Надеюсь, вышло неплохо, – сказала Дарсия, раскладывая чизкейк по тарелкам. Домашняя еда – звучало как что-то из мира фантастики, поэтому я подбодрил сестру:
– Выглядит аппетитно.
Мы принялись есть, и, хотя выпечка Дарсии действительно вышла отличной, кусок не лез в горло. Страх сжимал внутренности и угрожал задушить, если я сделаю неверное движение. Меня тошнило, трясло, и я изо всех сил старался не показать паники, вырывавшейся наружу с каждым выдохом. Не знаю почему, но казалось, что отчаянием я пропитываю воздух и скоро это непременно заметят. Некоторое время мы ели молча, как вдруг Дарсия заговорила.
– Я хожу в школу имени Эдварда Айриша, её построили пять лет назад, находится неподалёку. Думаю, мы можем подать туда и твои документы. Если хочешь.
– Угу. – Я согласился безропотно. Во-первых, потому, что больше не знал никаких школ, во-вторых потому, что близость к дому сокращала мои шансы сгинуть на улицах города, в-третьих, там училась Дарсия, а значит, я буду хоть с кем-то знаком.
– Отлично. – Сестра просияла. – Правда она со спортивным уклоном. Ну, знаешь, Эдвард Айриш – президент «Нью-Йорк Никербокерс»1. Вроде намёк на то, что выпускники будут успешными спортсменами. У нас достаточно сильный баскетбольный клуб. В прошлом году они заняли третье место в штате, но в этом нацелены на первое. Надеюсь, у них получится.
– Ага.
Я не стал развивать тему, потому что спортом совсем не интересовался. Многие парни в моей бывшей школе увлекались футболом, но у меня с этим не сложилось. Я как-то пытался играть в регби, заниматься лёгкой атлетикой, но всё это не принесло мне ни удовольствия, ни положительного результата. Сейчас, на последнем году обучения я точно не собирался вливаться в спорт. Но это ведь не обязательно? Главное – школа неподалёку от дома. Отмучиться в ней нужно меньше двенадцати месяцев.
Мои односложные ответы загнали Дарсию в тупик. Она быстро сообразила, что я не жажду разговаривать и замолчала, улыбнувшись так, будто прощает мне безрадостное выражение лица. Отец попытался задавать вопросы, но я отвечал коротко и сухо, так что вскоре он тоже сдался. Мне разрешили подняться в комнату, чтобы в одиночестве подумать о том, как жить теперь.
Разбирая вещи, я первым делом вытащил коробки, в которых хранил гербарий. Может показаться нелепым, но я собирал его с детства и просто не мог не взять с собой, ведь каждый засохший листик и цветок – это частичка Принстона. Сев на кровать, я долго рассматривал застывшие во времени прожилки, по которым когда-то струился сок. Стоит надавить – и всё обратится в прах, однако при бережном отношении гербарий проживёт десятилетия. Каково будет в свои шестьдесят пять держать в руках лист прямиком из 2007? Удивительно, что миг может запечатлеться хоть в чём-то. Не только в фотографиях, но и в растениях.
