Веретенников – открыл я когда дверь в коридор и позвал-то его, – он ведь лицо своё на миг повернул (глаза, кстати, с меня не сведя!) в сторону, к окну: удивясь или как бы удивясь, что первым – его, а не того, кто тут же, рядом…
Не того я, не того!..
Лишь бы мне глянуть туда же!..
Вбежать бы теперь ещё раз в то мгновение.
И настало так, как… вообще не бывает… Словно я чуть задремал – а минула, оказывается, неделя.
Камень брошен, брошен – и нельзя догнать и остается лишь смотреть, как он летит…
Руки распахнуты, глаза закрыты… Но всё ведь и случилось – как и вообще всегда и всюду случается так жёстоко-ясно, – чтобы видел я это самое всё своими, моими, неморгающими моими глазами.
Для того-то я и – побывать!..
–– Так он твой брат?.. Ах, он твой бра-ат!..
Я заметил, что устал стоять так.
Счастливо-явно вдруг ощутил какую-то дыру в пространстве Комнаты, которую можно увидеть только с закрытыми глазами: влезть бы в неё – и не будет для меня ничего сегодняшнего плохого… Тепло и укромно ощутился: я – ребёночек тёпленький, свернувшийся клубочком под одеялом…
И со стыдом – словно бы сдаваясь – открыл глаза, опустил, в темноте, руки.
С волнением включил этот самый "электрический свет".
И опять замер…
Прожжённая чьим-то утюгом жёлтая занавеска, заглаженная квадратами скатерть – неужели эти предметы видят меня… третий год?..
Понял, что и ещё кое-что можно сделать… Снять пальто…
Но тут же увидел себя, меня, сидящим на кровати.
Озяб вмиг…
Дрожащей рукой моей достал еле-еле из кармана брюк моих повестку.
Скомканную… Ту…
Развернул: "Вербину Петру Дмитриевичу"… "Шуйцеву"… "10-00"… "209"…
Смотрел долго в стену, замечая, как моргаю моими глазами.
Я… вызывался… на завтра… в соседний кабинет…
Лежал потом долго и пусто. Вспоминал, просто так, что когда упал головой на подушку, шляпа, что ли, где-то покатилась…
Вздрогнуло тело моё – решив, видно, встать… Но я – я вспомнил, что не это надо, а надо – вспомнить что-то. И – посягая на себя, на меня. И давеча я уж начал делать это важное – думать про "того-не того".
Следил, между тем, как пальцы мои складывают повестку зачем-то прилежно…
Я-то я… А где-то есть и это самое "где-то"…
Где-то что-то было как-то "совершено"… Я материал тот даже не полистал… Кем-то было "совершено", кем-то! И как раз, и притом именно в то самое время… когда Брат был у меня… Когда Брат, когда мой Брат был… тут, у меня, здесь, в Комнате, вон на той кровати!..
У меня, у меня!..
И я – для боли – сел и сразу же – для ещё большей боли, от которой я весь вечер убегал, – опять лёг, лёг…
Но почему-то Брата "дёрнули"…
Тень от фонаря, тень от фонаря…
Брата привезли… Брата "доставили". Утром. В "дежурку". Свищёв – Свищёв "у себя", в кабинете в своём, в его, разбирал дела, материалы. Что с "планёрки" ему… Стал подписывать, кому что… Да! В "дежурку" утром же, утром-то, пришёл и этот, Веретенников, с "явкой" своей, с его… Так что они потом, и Брат, и он, всё и были вместе и вместе!.. Свищёв, чтобы "расписать", глянул, ясно дело, в журнал в свой. Видит, что у меня сегодня "сроков по делам" нету, нету… Только, правда, "человек" есть "за мной" в камере второй день, до четверга. Но это, решил, чепуха, всё-таки не третий день. Да и я печатаю с утра "обвиниловку". И он "подписал" и "тёмное", с "явкой", и материал тот, с Братом, мне… мне…
Ладонь, грудь…
О-о!.. То и другое!.. И привёл сам, из "дежурки", и Брата, и Веретенникова… к Кабинету… Как и всегда и разносит, и разводит… К моему Кабинету!.. Брат редко бывал у меня… Они не знакомы…
