Сел я на кровати и увидел, что… глаза мои, ничего не видящие, открыты, и опять лёг, лёг…
Брат… Конечно! Конечно! Брат хотел тут же зайти, войти! А тот, Веретенников, шёл, значит, следом за Свищёвым. И получилось, что Брат, который следом, и Веретенников, который следом, у двери, в двери даже самой – в моей, в моей! – столкнулись. Вышло, будто оба они чуть ли не рвутся в Кабинет… Вот Свищёв и сострил: "К тебе просятся…" Но он, как водится, их обоих остановил, мол, подождите в коридоре, тут, у двери, мол, сейчас он о них скажет. Мне скажет!.. О-о… И дело и материал мне дал, подал, отдал… А что "люди" "по ним" в коридоре, до этого сказал – раз "просятся"!.. И вот… о-о… Брат стоит у двери… моего Кабинета… Ведь материал-то – бумаги-то те, которые он видел у этого у капитана, у Свищёва, – теперь на моём столе, у меня… У брата… Ведь в бумагах этих – и бумага "Протокол доставки" или что-то, мол, есть про него, про Брата… С именем, с именем его!.. И с отчеством. Да и капитан ведь только что сказал, что скажет сейчас о них, о двоих, – и о нём, о нём! – мне, мне… Да и… главное, что главное!.. разве не известно – там, в том мире, где он, Иван, Иван Вербин, – что он, Иван Вербин, сейчас – в "органах", разве не известно это если не всему городу, то, по крайней мере, брату!.. Который сейчас за дверью-то…
Стой! Подожди, погоди…
А я… сначала стал листать – из интереса, из интереса: большое ли оно? – то "тёмное" дело.
Больные, больные…
А Брат – ждёт… И – не заходит… И – о-о! – думает… думает, что я – о-о!.. – что-то… думаю… Думаю что-то о нём… Думаю о нём что-то…
…Мне всегда не хотелось, чтоб обо мне другие узнавали.
Потому я и сам не силюсь других узнавать.
Не хочу, чтоб узнавали…
Не хочу узнавать…
…Брат и хотел бы, может, вот-вот зайти. Хоть он и думает, что я думаю… Хоть он и тщится изобразить, что он понимает, в каком учреждении… Ему, конечно, не терпелось, минута за минутой, лишь показаться!..
Но… я вызвал Веретенникова.
Я, значит, открыл дверь, назвал, значит, "человека" – и в сторону-то, в сторону-то, где Брат, к окну, в тупик этот коридора я не глянул, не глянул… Разве что… дотронул ресницей: тот, второй, что "по материалу", тоже тут… и чуть он загораживает свет из окна…
Ничего не обещал, ничего не обещал…
И уж Брат… После этого – после того, как я вызвал первым не его и даже на него – о-о! – не посмотрел – после этого он, Брат, уж никак не мог ко мне зайти сам, заглянуть сам!..
Веретенникова же я "пригласил" не "работать" с ним, а глянуть на него: не каждый ведь день "явки". А, мол, "человек по материалу" (раз ему свободно дают гулять по коридору) никуда не денется. Выбрать, выбрать решил – и выбрал…
А тут Свищёв – добренький-то какой! – и забрал у меня материал. Бывает. Пересмотрел, знать, свой журнал и "подписал" материал "по Брату" Шуйцеву.
О-о… Может, Брат хоть машинально взялся бы за руку двери моей… но… Шуйцев Брата строго забрал в его кабинет… И Брат – опять же! – подумал (тем более – кабинеты соседние), что это с моего, с моего ведома!..
Посягаю.
Посягай, посягай.
Брата Шуйцев допросил.
Вопрос: что вы тогда-то делали?.. Ответ, разумеется: спал, спал…
Шуйцев – там, где он – Шуйцев, – Брата допросил…
И не допросил даже, ведь – материал, а объяснение простое просто "взял"!
Вопрос, уже глупый: значит, вы там-то в то время не были? Ответ, уже глупый: нет, я там, где, как вы сейчас говорите, я был, в то время не был… Вопрос, всё глупый… Ответ, всё глупый: нет, того, что вы сейчас говорите, я не видел… Вопрос, уже не глупый… Ответ, уже не глупый: почему кто-то говорит на меня, что я где-то был и что-то делал, я не знаю… Так. Той ночью, такого-то числа, я спал дома. Дома ведь?.. Да, дома… Правда, не у себя дома, а у брата дома. У своего родного брата. У моего родного брата.
