Быть огню - страница 4

Уна машинально подхватила кувшин и побрела к выходу, все так же пылая от стыда и омерзения, но уже к себе. Она вышла за дверь, чувствуя лопатками тяжелый взгляд черных глаз. Спустившись вниз, она отшвырнула остывший кувшин и кое-как добрела до своей лачуги, упала на несвежее сено и зарыдала, как девчонка. Она давно уже так не плакала, даже когда Морок обижал ее, даже когда она отмокала в ванне после очередной ночи с ненавистными мужчинами. «Наверное, он во всем прав, – думала она. – Так быстро перекинулась от собачьей любви к омерзению. Неблагодарная сука! Наверное, и правда придется покинуть Цитадель, пока Морок сам не выкинул».

Уна проплакала почти всю ночь и только под утро заснула. Встала разбитая, с красными опухшими глазами и предательской мыслью: «А что же дальше?». Пошатываясь, она вышла из лачуги ополоснуть лицо. Кто-то резко потянул ее за плечо, она вскрикнула и чуть не насадила того на стилет, рыбкой выскользнувший из рукава.

– Тише, дура! – прошипел Дуан. – Я это…Я… Не бойся, пойдем… – Он отвел ее в сторонку, испуганно озираясь. – Я тебя понимаю. С тех пор, как знаю, что под боком у меня живой нолхианин, спать нормально не могу.

– Нолхианин? Что такое нолхианин?

– Дура деревенская! Шиматах, вот что!

До Уны не сразу дошел смысл его слов, но вскоре она поняла – Дуан был невольным свидетелем вчерашней сцены. А еще он давно знал, что Морок шиматах.

Дуан довел ее, слабую и покорную от бессонной ночи, до лаборатории, удивительно ласково шепча слова утешения, а потом сказал:

– Поможешь мне.

– Чем же?

– Убить. А ты везучая. Ты представить себе не можешь, что бы сделал с тобой его яд.

– Стой! Зачем его убивать?!

Дуан вдруг больно сжал ее руку, и взгляд его стал очень страшным:

– Ты что, не поняла? Он опасен, и… – Дуан облизнул губы. – Его органы дорого стоят, если знать, кому сбыть. Хочешь разбогатеть?

– Хочу, – солгала Уна. – Он меня отверг. Ненавижу его. Да только…

– Что «только»?

– Страшно. Убьет он нас как пить дать.

– Не бойся, я давно все спланировал. – Глаза Дуана алчно блеснули. – План такой, – продолжил он, склонившись над люком в подпол. – Свет погасим, затаимся. Он ждет меня, и, если не явлюсь, сам припрется, злой. У дверей растянем леску, чтобы сверху на него упал вот этот мешок. – Дуан кивнул на какой-то тюк над притолокой. – Достаточно оглушить. А дальше связываем и в подвал. Он мне нужен живым. – Алхимик открыл люк, и оттуда поплыли клубы горького тумана.

Уна представила, как Дуан привязывает Морока к стулу и медленно разрезает на части. Тошнота подкатила к горлу, сначала отдаленной волной, потом все сильнее. А может это было от едкого запаха в доме Дуана. Она зажала рот ладонью.

– Ты чего? – спросил алхимик. – Трусишь?

– Тошно, – призналась Уна. – Ну и вонь у тебя.

– Да? – Он наклонился над люком. – А я и не…

Лезвие стилета нырнуло между ребер. Дуан колыхнулся, хрипнул, да и рухнул прямо в темноту, вместе с ножом. Уна посмотрела на испачканные в крови руки и осела на пол. Жалости к алхимику не было, зато теперь Морок точно в безопасности. «Дура, о чем ты только думаешь? – мысленно ругнула себя она. – Сказал, не нужна ты ему, а ты… Человека убила». Только мысль эта быстро погасла.

Она не знала сколько так просидела, пока Морок, как и говорил Дуан, не пришел в лабораторию. Замер в дверях, облокотившись о косяк, и пренебрежительно бросил:

– Ты теперь вечно собираешься преследовать меня? Где алхимик? Пусть сейчас же выйдет.