Бывшие. Боль и любовь - страница 10
Всё бы ничего, я уже даже почти остыла и начала забывать бесстыжую порнохабщину, пока я, пройдя вперёд, не увидела свой потерянный бейдж с фотографией, лежавший на тумбочке, а на нём…
Ну он мерзавец, кретин, извращуга!!!
На нём застывшие капельки белой жидкости.
Я. Его. Ненавижу.
Он занимался рукоблудием в больнице, да ещё и использовал для этого гадкого дела мою фотографию!
Вяземский совсем охренел!
5. Глава 4.
— Здравствуй, Варя, — ухмыляется с сытым, величественным видом.
Наглые глаза горят, наглые, пухлые губы изогнуты в кривой ухмылке, наглая поза всем своим видом показывает максимум снисхождения.
И он как всегда без майки, с голым торсом. Спасибо хоть в трусах. Таки надел.
— Прикройтесь, — отворачиваюсь.
Дурацкий жар опять ползёт по лицу— мне это уже всё надоело. Надоело так реагировать на него. Он же мерзавец!
— Почему? Не нравлюсь.
— Нра… То есть, это вас не касается! — хмыкаю, вздёрнув подбородок.
— У тебя красивая коса. Ты сегодня волосы в косу собрала? Мне нравится. Мечтаю наматывать её на кулак, и…
— Вы отвратительно себя ведёте. И, если не прикроетесь, я откажусь вас лечить и уволюсь.
— Тогда я умру и это будет на твоей совести.
Голос насытился льдом и сталью. Опасной.
Повернулась, двинулась к кровати. Вяземский соизволил набросить на бёдра одеяло.
— Лежите спокойно, мне нужно осмотреть вашу рану.
Присаживаюсь на край кровати, подготавливая всё необходимое, он, как всегда, мешает.
— Тут простынка запачкалась, нужно поменять, — криво лыбится, указывая на белёсые пятна на одеяле.
— Это просто отвратительно! Тут не публичный дом, а учреждение, где спасают людей. Хоть бы каплю уважения проявили! — взрываюсь я.
— Я проявил. Не одну каплю, а даже несколько.
— Мне не о чем с вами разговаривать. Это бесполезно, — цыкаю.
— Жаль, что ты такая холодная колючка. Но очень скоро я тебя отогрею…
Всю энергию направляю в работу.
Я должна, должна, должна.
Думать о словах Стрельникова, за них цепляться.
Стрельников ещё одну важную вещь добавил — он дал мне добро быть не только медсестрой, но и почувствовать себя в роли врача. Поэтому наградил дополнительными заданиями.
Конечно, на утреннем или вечернем обходе он был главным, а я лишь вела контроль в остальное время и обо всём ему докладывала. Павел Степанович почти всегда на операциях, ему нужен человек на подхвате. Но почему именно я? Неужели правда разглядел во мне талант?
— Тут болит? — нажимаю на грудь.
Молчит.
— А тут?
Тишина.
Я выдыхаю. Прощупываю область груди, чтобы убедиться в отсутствии рубцов и подкожных гематом. Вроде хорошо заживает, но на всякий случай следует перестраховаться.
— Сделаем УЗИ через несколько дней, надо ещё сдать анализы.
— Для тебя всё, что захочешь.
— А сейчас я вас послушаю…
Снимаю с шеи стетоскоп прикладываю к области сердца, сосредотачиваюсь.
Он хищно, очень внимательно за мной наблюдает. За каждым моим действием. Будто мечтает сожрать, в самом деле.
— Как себя в целом чувствуете?
— Как огурчик. Хоть в космос.
— Радует ваш оптимизм.
— А меня ты радуешь.
— Со мной на вы, пожалуйста. Варвара Дмитриевна! — колко рублю. Сама задыхаюсь. Эмоции уже на разрыв.
— Оу… Варвара. Дмитриевна, — смачно перекатил на языке моё имя, как сладкую конфету. — Зачётно. Но молодая ты слишком для Варвары. Мне нравится Варя. Нежно, с теплотой. Сколько тебе лет?
— У врача нет возраста, только его опыт.
— Острячка! И гордая. Мне нравится. Как же я от тебя кайфую, малышка! От каждой секунды взгляда на тебя, твоего голоса, образа… Глаз красивых, как небо…