Ариша!
Я ведь лелеяла мечту, что когда-нибудь познакомлю дочку с ним. Встретимся случайно, Макарский увидит малышку и сразу поймет, как она на него похожа. Те же волнистые волосы, такие же губы и ровненький нос. И тот же упрямый и несговорчивый характер. Если любит кого-то, то навсегда, а если ненавидит, — тоже на всю жизнь.
— Хозяйка, посторонись, — просит полицейский в кожанке.
Я прижимаюсь к стене. Сейчас мозг в полной прострации, не способен воспринимать действительность. Детективы останавливаются в коридоре, выжидательно смотрят на меня.
— Да-да, сюда!
Я выхожу из ступора, открываю дверь в детскую. Егора заносят, кладут на Аришину кровать.
— Это моя комната! — кричит возмущенная дочь.
Но я прижимаю ее к себе, сейчас не в состоянии ни успокаивать, ни уговаривать.
— Может, все же скорую? — спрашивает длинный полицейский с сомнением. — Что-то с мужиком не так. .
— Попробую привести его в чувство.
Я бегу за аптечкой, где хранится и нашатырный спирт, пропитываю им ватку, подношу к носу Макарского.
Он морщится, чихает, открывает глаза. Они совершенно пустые, будто подернутые плёнкой, но сияют такой детской наивной чистотой и синевой, словно смотрю на ребенка.
— Эй, мужик, ты нас видишь? — трясёт его за плечо крепыш.
— Эм... — мычит Егор. — Где я?
— Ты в чужой квартире. Помнишь нас?
— Н-нет.
— Это ты вызвал полицию?
— Отстань!
Макарский отваливается от приставучего полицейского, поворачивается набок, поджав ноги к животу, и снова отключается. Но по глубокому и родному дыхание понятно, что он просто спит.
— Ни хрена себе мужика жизнь ухайдакала! — присвистывает коротышка.
— Тише! — шиплю я на него. — В квартире ребёнок.
Я веду полицейских в кухню, подписываю протокол и, лишь проводив их за дверь, осознаю, что натворила. Сажусь к столу, подпираю голову руками, а в голове бьётся вопрос: «Что я наделала?»
— Мама, а где я буду спать? — требовательно спрашивает дочь.
Я вздрагиваю от ее голоса. Ариша стоит рядом, я даже не заметила, как она вошла.
— Со мной.
— А дядя не сломает мою кровать?
Вопрос не в бровь, а в глаз. Детская кроватка не рассчитана на вес взрослого человека, хорошо, что длины хватило. Но вот вид у Егора...
Я иду в комнату, дочь тянется за мной. Смотрю на Макарского и слезы наворачиваются на глаза, ничего сквозь них не вижу. Присаживаюсь возле него, рука так и тянется к родным чертам. Как я его когда-то любила! Как любила! Даже решилась на такой безумный поступок, как затащить в постель.
Отдергиваю пальцы, не прикоснувшись. Нельзя, ребёнок смотрит. Надо чем-то себя занять, но чем?
— Ариша, этот дядя переночует у нас.
— Но сейчас не ночь, — показывает на окно моя разумная девочка.
— Если он проснётся раньше, уйдёт. А пока...
Я развязываю армейские ботинки, снимаю их, секунду думаю и сдергиваю носки. Ариша тут же кривит нос.
— Дядя не умеет мыться?
— Он приехал издалека, устал.
— Ты хочешь ему помочь?
— Людям в беде нужно помогать.
— Мы с тобой волонтёры?
Я бросаю быстрый взгляд на дочь, снимаю куртку с Егора. С трудом поворачиваю его, он тяжеленный, спит так глубоко, что не реагирует на прикосновения. Иначе бы давно понял, как дрожат мои руки.
— Ты знаешь, кто такие волонтёры?
— Ага. Это те, кто помогает всем без денег
— Молодец. А теперь выйди за дверь, Зайка.
— Ты что будешь делать? — волнуется Ариша.
Я сразу вспоминаю разговор о маньяке и улыбаюсь.
— Не бойся, я просто устрою его удобнее.
