Когда дочь вышла, я зажмурилась и сдернула с Егора брюки. Теперь он лежал в футболке и трусах. Такой большой, мощный и… по-прежнему желанный.
4. Глава 4
Егор спит уже вторые сутки. Я не знаю, что делать. Каждый час заглядываю в детскую, волнуюсь, иногда просто сижу рядом и разглядываю знакомые черты.
Ариша не понимает меня, удивленно смотрит и даже обижается.
— Я теперь тебе не нужна? — спрашивает дочь, когда я сказала, что мы не пойдем сегодня на прогулку и поджимает губы: вот-вот заплачет.
— Ты моя самая большая радость, — обнимаю ее и целую, — но я не могу бросить больного человека без внимания.
— А когда он поправится, мы останемся одни?
Я закрываю глаза: дочь умудрилась задать самый больной вопрос.
— А ты как хочешь?
Заглядываю в карие глазки с хитринкой.
— Хочу жить только с тобой.
— И я, дочка, и я.
Но отчего-то на душе становится грустно, словно я ждала совсем другого ответа.
Вздыхаю и решаю; если не проснется сегодня к вечеру, вызову врачей. Завтра на работу, Аришу надо отвести в садик. Оставить больного человека одного в квартире нельзя: а вдруг с ним что-нибудь случится? И совета спросить не у кого.
Я постоянно заглядываю в детскую комнату, боюсь, вдруг прозеваю тот момент, когда Макарский проснется. Но еще больше боюсь, что он не проснется. Не зря же пришли документы о его гибели. Значит, что-то случилось в горячей точке, раз Егора потеряли свои же.
Да и состояние его вовсе не блестящее. Нужен совет? Но с кем поговорить, не представляю. Если расскажу обо всем родителям, они запаникуют, тут же примчатся, развернут бурную деятельность. А мне самой надо прийти в себя.
А воспоминания просто преследуют, ни на минуту не оставляют в покое. Только появляется свободная минута от дел, как тут же вспоминаю нашу вторую и последнюю встречу.
***
Все мои планы по завоеванию Макарского провалились, когда я узнала, что он окончил институт и уехал куда-то по распределению. Сначала я даже не поняла, почему его больше не встречаю, когда караулю у дома. Потом пришла в его подъезд и увидела переполненный счетами и бесплатными газетами почтовый ящик. Я перебрала все бумажки. Судя по ним, Егор уже полгода не жил в квартире.
Я вышла из подъезда с чумной головой. Все, чем я жила в последний год, провалилось в тартарары.
— Не реви! — ругала меня Вера. — Дался тебе этот Макарский! Сколько парней вокруг крутится! Учись, живи, радуйся жизни, пока молода и полна сил.
Я и жила. Поступила в вуз, начала встречаться с Ильей Григорьевым, моим однокурсником, и потихоньку забывала о безумной любви к Егору.
И тут он снова свалился на голову, как сосулька с крыши.
Я увидела его случайно в торговом центре. Сначала не поверила своим глазам, побежала следом, а он вдруг остановился. Ну и врезалась в него со всей силы. Он, не оборачиваясь, схватил меня за шиворот и встряхнул.
— Простите, я случайно, — пролепетала я от растерянности.
— Это ты, малолетка? — вдруг узнал он и засмеялся.
Лучики морщинок разбежались от уголков глаз. На загорелом до черноты лице синева радужки казалась прозрачной и чистой, как родниковая вода. И я погибла. Все, что таилось в душе эти месяцы вылилось в одно слово:
— Я. Но уже не малолетка.
— Судя по твоим перышкам, так не скажешь.
Егор потрепал меня по затылку, где торчал ершик разноцветных прядей. Илья увлекался мотоциклами, я крутилась в его компании и старалась соответствовать рокерам: кожаная куртка, штаны на бедрах, так, чтобы при движении выглядывала тату в виде бабочки на пояснице, ботинки на шнуровке и толстой подошве. Наряд дополняла кожаная кепи со сломанным козырьком. Сейчас я тискала ее в руках.
