Наконец, мы попадаем на кухню, где я сразу же оттесняю Надьку к столу, ставлю пакет на стул и продолжаю тихо шептать ей на ушко:
— Вино открывать умеешь?
— Нет… — выдыхает смущённо под стук стеклянного дна о столешницу.
— Нет, — повторяю утвердительно, тесно прижимая женские пальцы к горлышку бутылки. Свободной рукой достаю из кармана кожанки новенький штопор. Его пока откладываю на стол и, продолжая обнимать растерянную девчонку со спины, хрипло подсказываю: — Ай-яй-яй… Ну как же так? Непорядок. Будешь учиться. Сначала нужно снять защитную фольгу…
На самом деле всё интуитивно понятно, но Надька послушно включается в игру. И так непорочно выглядит эта её неловкость… Я начинаю путаться, кто кого совращает!
С трудом фокусирую взгляд на бутылке, не прекращая губами терзать её шею.
— Во-о-от так, девочка… Да… А теперь вкрути штопор в пробку.
Любуюсь тем, как подрагивают тонкие руки. Её мандраж мне передаётся, теперь обоих долбит дрожью как от конкретного прихода. Задница у Надьки — отпад, одно удовольствие упираться в неё гудящим членом. С трудом сдерживаюсь, чтобы не начать хозяйничать под просторной майкой. Рано. Пульсация в нижней губе напоминает, что хорошо бы не гнать лошадей. У нас вся ночь впереди.
Дыхание шумно срывается, сбивая её ещё больше.
— Мне будет проще, если ты отодвинешься! — начинает она беситься.
— Чушь какая. — Вжимаюсь в неё теснее и смыкаю руки на плоском животе, чтобы не вырвалась. — Расслабься, сказал. Что ты как пружина?
— Не получается. Ты мне мешаешь! — психует Надька, но сразу же сбавляет гонор, когда я предупреждающе ныряю кончиками пальцев под пояс шорт. — Лучше помоги выложить остальное. Пожалуйста!
Остальное — это сырная нарезка, купленная в какой-то местной забегаловке, морепродукты и персики. Махом вываливаю всё в одну кучу на стол. Честно говоря, брал что попало, чисто для отвода глаз. Перекусить я где угодно мог.
— Не надо гнуть штопор, вкручивай до самого конца, чтоб пробка не развалилась. Теперь тяни. Вот так, да… Умничка… — на последнем слове голос садится до хрипа. Мы одни в доме. В нос бьёт запах вина, и я дурею от горячих фантазий. Становится жарко. — Во-о-от, теперь отпей. Я угадал с выбором?
Знаю, что в любом случае угадал. Она сейчас едва ли вкус почувствует.
— Не буду! — в задушенном шёпоте улавливается паника.
— Чуть-чуть, — пока ещё уговариваю, цепляя щетиной светлые волосы. Мне всё равно, до какой кондиции её нужно напоить, чтоб усыпить зануду, которой, как я выяснил, Надя не является.
Она резко разворачивается, задирая подбородок.
— Марк, перестань, — хлещет по мне сердитым тоном. — Неужели непонятно, что тебе здесь не рады?
Меня дёргает от какого-то жгущего чувства, которое не получается чётко осознать.
— Ты как-то чересчур невнятно выражаешь недовольство.
Тяжело дыша, смотрю в захмелевшие глаза Нади. А она — в мои. И мне уже не выплыть из этого дурмана, не встряхнуться…
— Марк, вчерашняя ночь была ошибкой, которую я повторять не собираюсь, — шепчет с вымученным укором. — Второй раз я столько не выпью.
— Рассказывай это кому-нибудь другому. Твоему телу я доверяю больше, — оскаливаюсь, ловко сдирая с ошалевшей Фиалки майку. Она только и успевает возмущённо зашипеть, складывая руки на груди крест-накрест. — Не закрывайся, — приказываю, отбрасывая ненавистную тряпку себе за спину.
— Выметайся, Ремизов…
— Откройся, — повторяю медленно и с нажимом.
