«Можно»
Вижу горящую кнопку на домофоне и нажимаю открыть. А затем щёлкаю замком, стараясь сделать это как можно тише, и приоткрываю входную дверь. Складываю руки на груди и прислоняюсь к стене.
Когда слышу, как дверь открывается, не глядя в его сторону, иду на кухню.
– Можешь не разуваться.
Спустя пару минут он появляется в маленькой кухне и выглядит инородно в моём личном пространстве. Вокруг резко меняется плотность воздуха.
Облокачиваюсь на столешницу, а Северов встаёт напротив и опирается на стену.
Его присутствие пронизывает меня до внутренностей. Но я отчаянно держусь, не выдавая ничего. Лишь пустую усталость и реальность. Поднимаю глаза, глядя на него. Он в своём чёрном бадлоне, и обычных джинсах выглядит эффектно, а на лице застыла напряжённая маска.
Так и смотрим друг на друга. Молчим.
Спустя пару минут этого бьющего по нерву контакта он отрывается от стены, но я тут же вскидываю руку.
– Не надо. – качаю головой.
Руслан сжимает челюсти, а я пользуюсь минутой и допиваю содержимое бокала.
– Предвосхищая этот разговор, – начинаю ровным голосом: – Я сразу скажу, она Белова Ева Егоровна.
Он хмурит брови и опускает взгляд в пол. Вижу, как двигается его грудная клетка, но стараюсь не заострять на этом внимание.
– И как бы то ни было, – наконец набираюсь сил озвучить то, что кручу с того момента у чёрного входа отеля: – Она останется со мной.
Северов вскидывает глаза и чуть склоняет голову. Глаза мужчины прищуриваются.
– Ты… – ошарашенно хрипит он: – Считаешь, что я…
– Я ничего не считаю. Я тебе говорю, как будет. Мы не претендуем на твою фамилию, нам не нужно наследство, или твоё участие…
Вижу, как он усмехается в ответ. Обводит глазами квартиру, чуть вскинув брови, но я стараюсь не терять бдительность и той уверенности, которую копила для этого разговора.
– То есть просто свали в закат, это имеешь в виду? – выдаёт он с явной издёвкой.
– Это у тебя неплохо получается, – говорю то, что не должна.
Он проводит рукой по волосам и всё-таки отталкивается от стены, подходит ближе. Если была бы возможность слиться со столешницей, я бы это сделала.
– Вероника… – смотрю перед собой, а утыкаюсь глазами в обтянутую тканью грудь мужчины.
Отчаянно хочется плакать.
За всё то, что было. За то, как мне было плохо, первый год так точно. Однако я усердно гоню эту чёртову жалость к себе.
Вино было плохой идеей. Резко вдыхаю воздух, и также выдыхаю.
– Я хочу быть в её жизни. – озвучивает он свой приговор, заставляя меня молниеносно поднять глаза: – И ты сама знаешь, что буду.
Тру кожу на шее, пытаясь успокоить тревогу и всё то, что накатывает, когда он стоит непозволительно близко.
– Ты не считаешь, что это не нормально, что ты…
– Не смей! – перебиваю и тычу пальцем в его грудь, вспыхивая яростью: – Не смей мне говорить, что я скрыла. Слышишь?! Не смей.
Руслан сжимает челюсти, и мы оба рвано дышим. Прожигаем друг друга ненавистью, желая, кажется, уничтожить.
Он первый, наконец, открывает нутро, показывает гримасу боли, откидывая голову назад. Прикрывает глаза и шумно выдувает воздух из лёгких.
– Насколько я знаю, что ты ненадолго в России, поэтому…– отвожу глаза на раковину, потому что, чёрт его дери, чувствую эту боль: – Не сто́ит привязываться к ней, чтобы потом исчезнуть… – последнее я шепчу, так как голос предательски подводит.
– Пять лет назад…
– Я не хочу знать, – торможу его попытку.
