— Папа воняет, — с детской непосредственностью говорит Ваня.
— Так негде в космосе помыться, — печально отвечает Мила. — Там с водой все очень сложно.
— Тогда ему надо помыться? — вздыхает Ваня. — Да?
— Папа в душ, — заговорщически шепчет Мила, — а я тебе сказку, пока мы его ждем. Потом он вторую расскажет, — замолкает на пару секунд и тянет, — космическую…
— Да, папа в душ, — честно подтверждает Ваня. — Воняешь, па.
Вот мерзавка. Как ловко переиграла, но спорить не буду, потому что душ точно не помешает. И желательно холодный, чтобы смыть ярость, которая начинает во мне медленно просыпаться. Мила решила идти со мной в хитрое женское противостояние за сына. Зря она так.
— Пять минут, Вань, — уверенно шепчу я и выхожу из комнаты, — и будет тебе сказка.
Наталкиваюсь на Ирину, которая отшатывается и отворачивается:
— Ух, ежкин кот, — выдыхает, — аж прослезилась…
15. Глава 14. Или струсишь?
— Он заснул, — заявляю я, когда Адам выходит из ванной.
Удивленно вскидываю бровь, потому что на нем белая футболка-поло и бежевые льняные брюки.
— Откуда?
— Что?
— Одежда?
— Те мужички, которые ракету варварски разобрали на куски, передали, — отзывается мама из кухни. — А еще акт выполненных работ с просьбой ознакомиться, поставить подпись… И дорого нынче быть космонавтом.
— Твоя мама очень любопытная, — Адам медленно выдыхает
— Да за эти деньги, Адамушка, можно было реального человека отправить в космос, — разочарованно фыркает мама.
— Адамушка? — возмущенно шепчу я.
— Мне тоже не нравится, — шипит Адамушка и хмурится. По лбу к его брови ползет капля воды. Он ее раздраженно смахивает. — Ирина, вы бы не могли называть меня Адам?
— Нет, не могла бы, — меланхолично отвечает мама.
Адам делает шаг, а ему преграждаю дорогу и повторяю:
— Ваня заснул.
— Нет, — раздается тихий голосок. — Я не сплю.
Оборачиваюсь. Из-за двери выглядывает сонный Ваня и зевает. Затем трет глаза и спрашивает:
— Сказка будет?
— Конечно, будет, — подает голос мама. — Иди, папа, сказку рассказывай.
Мама упрямо держит сторону Адама, и я чувствую в своей борьбе против него себя слабой и одинокой. Если мама станет его союзником, то моя битва за сына будет проиграна, и стану я неадекватной истеричкой, которая срывается на папулю и бабулю.
Сжимаю кулаки, медленно выдыхаю через нос и папа-космонавт расплывается в ликующей улыбке, шагая к Ване, который опять зевает с милым вздохом. Адам подхватывает его на руки, и он машет мне своей крошечной ладошкой и сонно утыкается в шею папы, которого так долго ждал.
— Может, хватит уже? — вхожу на кухню и прикрываю за собой дверь. В гневе смотрю на маму, которая невозмутимо жует веточку петрушки. — Что ты устроила?
— А тебе не мешает выдохнуть.
— Знаешь, что?
— Что?
Подбираю слова, которые никак не хотят складываться в осмысленные предложения, которые бы могли донести, как я возмущена, обижена и напугана. Выходит лишь глухой отчаянный клекот.
— Боже, — мама подхватывает с тарелки новую веточку петрушки и протягивает мне. — Она нервишки успокаивает.
— Ты должна быть на моей стороне! Ты моя мама, — зло шепчу я и сажусь за стол, выхватывая петрушку, — моя, а не Адамушки.
— А у тебя хватит острых зубок с Адамушкой грызться за маленького сладкого волчонка? — мама поддается в мою сторону и мягко улыбается. — Ты совершенно не понимаешь мужиков, Мила.
— Будто ты понимаешь.
Да, я готова к скандалу. К скандалу шепотом и с петрушкой в зубах. Меня аж трясет от невысказанных претензий Адаму, и их я перекину на маму.
