– А—то. Такое ощущение, что там кого—то долго убивали. Вспомнила!
– Что?
– Слушай…
Уже прошло много времени с момента моего попадания в «злачное место». В один момент я сидела в комнате, а та была не сильно большая: окно большое с широким подоконником, рядом кровать и шкафы. Я смотрела вниз из окна на зелёную лужайку заднего двора, влажного от недавнего дождя, и пила чай. Было уютно. Но внезапно за моей спиной хлопнула дверь и послышались тяжёлые шаги. Я повернула голову.
В проходе стоял Би. Я немеющими руками поставила чай на подоконник и спросила:
– Вы что—то хотели?
– Кристофер сказал, что из дома тебя вытащили разъярённую. Почему?
Мужчина мрачно смотрел на меня исподлобья. Жуть какая, в особенности, потому что в этом положении его глаза начинали светиться белым.
– Я тогда поссорилась с отчимом. Обычное дело: наша ненависть взаимна. Мать не живёт с нами. Я даже не уверенна в её родственности, хотя в документах пишут, что она меня родила.
– Он тебя бил?
– Вам—то какое дело? Вы и Ваши люди меня чуть вообще не убили, – я фыркнула.
Чернильные глаза вмиг наполнились чем—то страшным.
– Сними верх, – спокойно сказал Би.
– Зачем? – спросила я, выпучивая глаза. Внутри что—то задавило, затряслось и похолодело. Я попятилась от брюнета в надежде нырнуть в ванную и там перелезть через окна на этаж ниже, чтобы спокойно найти Кристофера, с которым шансы выжить росли на глазах. Но не успела
Мужчина резко подошёл ко мне со спины и стянул свитшот. Я съёжилась, оставаясь в одном спортивном топе. В горле собирались слёзы.
Тонкие пальцы прошлись по коже воротниковой зоны.
– Шрамы. На простые побои не похоже. Что он делал? – хрипло произнёс Би.
– У меня ещё и под челюстью шов. Он просто кидал меня на дверные косяки, шкафы, будто тряпку, – мои глаза наполнились слезами. – Я не знаю, почему… Всем всегда было наплевать на это. Я попадала на ступени, углы, ручки мебели. Мне зашивали бок… Травмпункт стал вторым домом для меня, а любимая еда – ибупрофен, особенно, если у идиота в руках оказывалась бутылка или какой—либо другой предмет.
– Мать хорошо платила органам опеки, – прошептал мужчина, нежно ощупывая левый бок, на котором и сейчас можно заметить яркую полоску. – Мне так жаль.
– В тот день я легко отделалась синяком под глазом, но разозлилась. Я устала от безразличия к себе. У меня нет родителей, а сверстники считают меня мазохистской. Мне хотелось покончить с собой или сбежать, но уходить мне сильно некуда.
Я села на кровать и натянула свитшот обратно, поджимая под себя ноги и утыкаясь в колени носом.
– Может, оно и к лучшему, что мне суждено умереть здесь.
– Не говори так, – Би сел рядом.
– Вы ведь могли прикончить меня, как случайного свидетеля. Почему не сделали?
Чернильные глаза посмотрели на меня, моргнули и смягчились.
– Я помогаю случайным людям время от времени. Доминика, ты не заслуживаешь к себе плохого отношения.
– Я видела какие—то пятна внизу, в уборной.
– Не беспокойся об этом. Ты в безопасности, – мужчина встал и вышел из комнаты.
***
– Так и сказал?
– Ага. Но всё равно он страшный. Особенно после того, как узнаёшь про леопардов, кровь и печи, – Доминика убрала с лица волосы.
– Ты бы хотела его ещё увидеть?
– Не знаю. Лучше бы забыть вовсе, но не могу: отчим бы меня убил, если бы Би решил вернуть меня домой. С ним было… лучше?
