– Чтобы стрелять по врагу, бегать вовсе необязательно… – попытался отговориться Борисов. – Пусть враги от нас бегают!
Но Царедворцев стоял на своём:
– Настоящий защитник всё должен уметь: и стрелять, и бегать, и прыгать, и подтягиваться! – И они стали два раза в неделю ходить на тренировки в спорткомплекс.
Как-то так получилось, что и секцию, и литературную студию одновременно с ними стала посещать девочка из девятого класса соседней школы. Звали её Соня Голубкова.
Девочка – не лучше других: круглое лицо с веснушками, застенчивая улыбка, две косички вразлёт. Невысокого роста, крепкие ножки «козликом». В спортивной секции она занималась бегом с барьерами, а в литературную студию приносила свои первые сочинения, которые, как и вирши самого Борисова, стихами, в полном смысле этого слова, ещё назвать было нельзя. Так – неумело зарифмованные мысли, за которые всклокоченный и вечно навеселе руководитель студии Чуркин её мягко, но постоянно критиковал. И в спортивной секции Соня тоже была далеко не самой лучшей, выше третьего места на соревнованиях никогда не занимала…
И всё же именно с появлением Сони Голубковой на его горизонте с Борисовым стали происходить ранее небывалые вещи. Он, а это случилось уже в начале восьмого класса, вдруг ни с того ни с сего начал внимательно приглядываться к своему отражению в зеркале. Подолгу разглядывал себя, как будто раньше никогда не видел: от пушка, пробивающегося над верхней губой, до какого-нибудь прыщика, вдруг и совсем некстати вскочившего на лбу… Собственное отражение Борисову совсем не нравилось!
А вот Соня ему нравилась всё больше и больше: и веснушки на носу, и улыбка, и ножки «козликом». Она же во все глаза глядела на Царедворцева – высокого, стройного и красивого. Прежде Борисов как-то и не замечал, что его друг Коля выше на целых полголовы, что у него брови вразлёт, как у героя-молодогвардейца Олега Кошевого, и улыбка, как у первого космонавта Юрия Гагарина, на которого Борисову так хотелось быть похожим.
Всё это было у Царедворцева: и рост, и брови, и улыбка. И ничего этого не было у него – Борисова… Конечно, он и прежде видел, что девочки из совета дружины, да и не из совета тоже, на Колю Царедворцева смотрят как-то по-особенному, проще говоря – заглядываются, но это обстоятельство его прежде совсем не беспокоило.
Да и теперь, возможно, Борисов пережил бы, что Соня не замечает его, если бы не стал свидетелем спора, который возник в раздевалке ДЮСШа между Колей Царедворцевым и Игорем Лапиным. Лапин был на два года старше их и занимался десятиборьем. Широкоплечий и плотный, с непомерно длинными руками и бычьей шеей, он смахивал на Квазимодо – страшилище, о котором Борисов недавно прочитал у Гюго, и обладал такой же недюжинной силой. Он всегда занимал первые места на областных соревнованиях по своему виду спорта, чем ужасно гордился и, быть может, поэтому считал себя неотразимым.
– Да я со всеми девчонками из нашей секции целовался, – хвастался он, складывая в спортивную сумку пропревшую майку. – Со всеми, кроме этой дуры Голубковой…
Ехидно поглядев на Царедворцева, Лапин вдруг заявил:
– Я вижу, что она только на тебя и косит! Через барьер скачет, а сама сечёт, смотришь ты на неё или нет!
Царедворцев усмехнулся:
– Ну и что? Пусть смотрит, если хочет…
– Спорим, я эту Соньку первым поцелую! Хоть она по тебе и сохнет… – хохотнул Лапин. – Спорим? Ну что, слабо?
