– Это посёлок Роза, – указал на них Царедворцев. – Там когда-то были шахты, добывали уголь под землёй, пока разрез не появился… Одна и сейчас вроде бы ещё работает… Мы как-нибудь с тобой на терриконы залезем… Кто первый заберётся, тот и царь горы!
Вечером они помогали Колиной бабушке перебирать дикую вишню и ели запечённую курицу, а наутро, загрузив в прицеп дедовского мотоцикла ящики с помидорами, поехали на Коркинский рынок.
На рынке Иван Васильевич сходил в контору и получил весы с комплектом гирь разного размера. Разложил свой товар на прилавок и уступил место внуку, а сам присел в сторонке и раскурил папиросу.
Вскоре появились первые покупатели, и Коля Царедворцев неожиданно заголосил, как заправский торгаш:
– П-а-а-мидо-о-ры! Сладкие п-а-а-мидо-о-ры! Подходи! Покупай!
Борисов диву давался новому таланту друга, умело торговавшегося с покупателями за каждый гривенник… Коля как будто родился продавцом, а гирьками жонглировал, точно настоящий фокусник. К нему сразу выстроилась очередь. Сам Борисов сидел в люльке мотоцикла и сторожил оставшиеся ящики с помидорами. Время от времени Иван Васильевич приходил за очередным ящиком и уносил его к прилавку.
А Борисов, наблюдая за торговлей со стороны, то и дело краснел и бледнел, ожидая, что сейчас появятся милиционеры и арестуют их как спекулянтов… Ведь у соседей по торговому ряду помидоры стоили сорок-пятьдесят копеек, а Коля продавал по семьдесят! Когда к прилавку подошёл милиционер с погонами сержанта, Борисов вжался всем телом в люльку и натянул до подбородка дерматиновый полог. Но сержант, как со старым знакомым, поздоровался с Иваном Васильевичем, похвалил и его помидоры, и расторопного внука Колю, купил себе два килограмма и удалился.
К обеду все помидоры разобрали.
Довольный, Иван Васильевич предложил:
– Ну, ребятки, пошли в пельменную! Она тут, недалече…
У выхода с рынка на деревянной каталке, с шарикоподшипниками вместо колёс, сгорбившись, сидел безногий инвалид в белесой фуфайке с тусклой медалью «За отвагу». Правой руки у него не было, а левой, на которой осталось только три пальца, он стискивал солдатскую ушанку, в которую прохожие бросали деньги.
Иван Васильевич поздоровался с инвалидом:
– Здравствуй, Фёдор! – И положил ему в шапку рубль.
– А кто это, дед? – спросил Коля.
– Фёдор Стацюк, погодок мой. Только его в действующую армию призвали, а меня, по брони, здесь, на разрезе, оставили… – пояснил Иван Васильевич. – Под Сталинградом Фёдор попал под миномётный обстрел. Посекло всего… Вот она – война! Не приведи вам, ребятки, её на своей шкуре испытать!
– Иван Васильевич, но он же – герой, почему же милостыню просит? – дрогнувшим голосом спросил Борисов. – У нас, в Челябинске, я таких ни разу не видал…
Иван Васильевич вздохнул:
– Эхма, что там – Челяба? Сразу после войны по всей стране такие, как Фёдор, тысячами раскатывали. В народе как только их ни называли: и «обрубками», и «самоварами»… А Хрущёв приказал всех с улиц убрать, чтобы настроение согражданам не портили, не мешали в светлое будущее с радостной улыбкой смотреть… А ведь именно такие, как Фёдор, будущее для всех отстояли! Ну а наш город невелик. Здесь всё по старинке, и народ сердобольный: ему с голоду помереть не дают…
В пельменной пришлось выстоять очередь, но зато досыта наелись пельменей, выпили по два стакана компота и получили по три рубля от Ивана Васильевича.
