Ослабевшие от переходов, ран, сражений, казаки взглянули на Мещеряка в ожидании, единогласно признав его своим новым атаманом, и Мещеряк, оглядев тянущуюся вдаль реку, покрытые соснами каменистые холмы, обернулся туда, где ночью произошло роковое сражение с Кучумом, стиснул зубы и сказал решительно:
– Еще вернемся сюда, ребята, поквитаемся за атамана, за всех наших казаков, что пали на этой земле. А ныне – плывем в Москву…
В августе князь Андрей Иванович Шуйский по поручению думы спешно отправился на юг – в рязанских землях появились разъезды крымских татар. Надлежало возглавить стоявший на южных рубежах полк, выставить заслон и не дать орде пройти вглубь страны.
Август был знойным, степи, выжженные солнцем, стояли в мареве. Князь ехал в седле, пропитанный потом, серый от дорожной пыли. Алое корзно его спадало с плеч на круп княжеского коня, поводья свободно лежали в руках. Обернулся, оглядев тянущуюся за ним вереницу всадников – его боевых холопов, и улыбнулся, довольный тем, что ему поручено ратное дело – наконец он покинул осточертевшую ему Москву. Сейчас он не хотел и думать о той придворной борьбе, кою затеял родич, Иван Петрович Шуйский, и старший брат Андрея – Василий, о борьбе, в коей Андрею Ивановичу придется участвовать, пусть даже невольно, ибо честь рода превыше всего. Здесь, в степи, накануне возможного столкновения с татарами, он был счастлив и чуял, как стало легче дышать.
Рядом, бок о бок, ехал верный Алексашка. Андрей Иванович искоса поглядывал на своего слугу. Возмужал! Шире стал от постоянных упражнений с саблей и луком, раздался в плечах и груди – воин! Оброс бородой, как женился, – видать, молодой супруге так больше по нраву…
Ох и вспоминали до сих пор ту свадьбу, что устроил князь любимому Алексашке! А невеста какая красавица – еще девчонка совсем, юная, словно нераскрывшийся цветок… И не абы из какой семьи! Дочь одного из главных торговых людей на Москве – Афанасия Сытина. Тот, водивший давнюю дружбу с князем Шуйским, сидел ни жив ни мертв, когда Андрей Иванович со сватами и красным от смущения Алексашкой завалился к нему в дом, крича во всю глотку: «У вас товар, у нас купец! Платы не пожалеем!» Сытин, дородный, пунцовый от недовольства, все пыхтел, хватался пальцами за бороду. Младшую дочь, Татьяну, все же вывели показать сватам, и те разом обомлели от ее красоты. А князь Шуйский, не удержавшись, сам, на правах главного свата, жарко поцеловал будущую невесту в сжатые губы, отчего Сытин побагровел еще сильнее. Позже, когда сваты ушли, не получив окончательного ответа, купец сам поехал к князю, оскорбленный тем, что князь в женихи своего холопа предлагает. Андрей Иванович играючи тут же пожаловал Алексашке деревню под Москвой из своих владений, мол, какой же он нынче холоп? Дворянин! Когда Сытин чуть поостыл, князь припомнил ему, как однажды в трудные годы помог купцу деньгами и не дал тому разориться, и Сытин, повздыхав, все же дал согласие на брак.
Ох и гуляли тогда! Вино и мед рекою лились, князь Андрей Иванович сам плясал тогда под игру домрачеев будто в последний раз, все поглядывал на Алексашку, сидевшего подле невесты, словно истукан. Не выдержал, подошел к нему, сгреб в охапку, шепнул на ухо жарко:
– Ты там в опочивальне не оплошай! Уж скоро пора!
Алексашка глядел на него со светлой улыбкой, не осознавая еще происходящего и не понимая, отчего и зачем на него посыпалась от господина такая благодать. Князь потрепал его по голове и, припав к кубку, жадно и бесстыдно разглядывал сидевшую рядом невесту. Та заметила его взгляд, смущенно опустила раскрасневшееся лицо. Усмехнувшись, князь отошел, покачиваясь, к другой части стола…
