- Спасибо, - сказал он. –
Теперь все ок. Ну, почти.
Она посмотрела на него с
некоторым удивлением.
- Что не так? – спросил
он.
- Ничего, все в порядке. Я
сейчас вернусь, Александр Александрович, - и она подхватила «судно». – Заодно
позову доктора.
От привычного обращения и
упоминания врача стало немного спокойнее. Явно, больница. Иначе зачем бегать за
врачом? Можно же позвонить по телефону.
Где он, кстати?
В поисках родной черной
мобилы, обошедшейся, помниться, в полтинник, Сашин взгляд упал на прикроватную
тумбочку. Но никаких признаков телефона на ней не было, зато стоял канделябр на
пять свечей. Судя по цвету, видимо, серебряный.
Свечи имелись. Белые и со
следами горения: черные фитили и наплывы парафина. Или стеарина? Или воска?
Саша не разбирался в этих материях.
Ладно, дело вкуса.
Удивительнее всего было
то, что над тумбочкой не было розетки. Внизу что ли?
Но он был явно не в форме,
чтобы снова спускаться с кровати.
Надо спросить у Китти,
куда они дели его телефон.
Когда Китти вернулась, с
ней был высокий статный старик. Самым удивительным в посетителе была одежда:
синий мундир с самыми настоящими серебряными эполетами.
Коттедж реконструкторов
что ли? Богатый чудак развлекается?
Все это напоминало
розыгрыш. И Саша уже ждал, что скоро балаган кончится, из-за колонны вынырнут
старые друзья и поздравят с днюхой.
В эту версию не
вписывалось отсутствие дня рождения в обозримой перспективе и общее дерьмовое
самочувствие.
Козни ФСБ? Да ладно! Это
уж совсем паранойя! Для них это слишком сложно.
- Вы меня не узнаете, Ваше
Императорское Высочество? – спросил старик.
Кажется, он сказал именно
это, но не точно, ибо визитер говорил по-французски, а французский Саша знал
так себе.
- Нет, - ответил он
по-русски. – Извините.
- Это Иван Васильевич
Енохин, - слегка коверкая русские имена, представила Китти. – Лейб-медик Его
Величества.
Этот новый бред вполне
гармонировал со всем остальным окружающим бредом, так что Саша даже не особенно
удивился.
- Будете лечить меня
клизмой и кровопусканием? – съязвил он.
Енохин что-то ответил на
языке Вольтера, но Саша не понял почти ничего.
- Иван Васильевич, судя по
имени, вы должны неплохо знать родной язык, - заметил Саша. – Не могли бы вы
перейти на русский? Ну, или хотя бы на английский? С Китти мы неплохо друг
друга понимаем.
- Вы не помните,
французского, Ваше Императорское Высочество? – на чистейшем русском спросил
Енохин.
- Я его никогда хорошо не
знал, а сейчас мне надо напрягаться, чтобы вспоминать значения слов. Я плохо
себя чувствую. Здесь душно. Можно открыть окна?
Лейб-медик бросил взгляд
на Китти, и она мигом скрылась за ширмой.
Потянуло холодом и влагой.
Наверное, на улице шел дождь.
И еще чем-то очень
знакомым. Рыбой что ли?
- Иван Васильевич, здесь
рядом море?
- Финский залив.
- Мы где-то под Петербургом?
- Да. Парк Александрия.
- Плохо знаю Питер. Был
здесь один раз.
Лейб-медик почему-то строго
взглянул на Китти, и она немедленно испарилась.
Так что они остались одни.
- Зачем вы ее выгнали? –
спросил Саша.
- Вы странные вещи
говорите, Ваше Высочество.
- Это я странные вещи
говорю? Мне представляют вас как врача, и вы приходите в военном мундире 19-го
века. Китти сидит у моей кровати в кринолине, на мне какая-то идиотская сорочка
почти до пят, сортир здесь черт знает где, и мне предлагают ночной горшок. С
росписью! С росписью, мать твою! Извините за подробности, но не думаю, что я
вас шокирую, если вы врач.
