- Надо это исправить. Классное место. Тебе
понравится. А пока можно в Ниццу, там тоже жарит хорошо. Или в Рим. В Риме в
августе просто пекло! Заодно форум посмотришь и Колизей. Развалины и синее
небо. А в траве, как духовой оркестр, поют цикады. Совершенно оглушительно!
Снимем для тебя, например, виллу Боргезе. Она в огромном сосновом парке, сплошь
из пиний. И мне выделишь флигель, а то тебе будет скучно.
- Это верно, - улыбнулся Никса. – С тобой точно не
соскучишься.
- Море там, конечно, дерьмовое, - продолжил Саша. –
Что в Неттуно, что в Остии. Зато история под ногами в каждом камне. И я,
наконец, дойду до Аппиевой дороги.
Они расправились с обедом. Налили чай. Запахло медом
и вареньем.
Дождь кончился, солнце зажгло капли на дорожках и
листьях в саду.
- А я новую песню вспомнил, - сказал Саша.
- Давай, - кивнул Никса. – Не зря же гитару тащил.
И Саша начал петь:
«Под
небом голубым —
Есть город золотой,
С прозрачными воротами
И яркою звездой.
А в городе том — сад:
Всё травы да цветы.
Гуляют там Животные
Невиданной красы.
Одно как рыжий огнегривый лев,
Другое — вол, исполненный очей.
Третье — золотой орёл небесный,
Чей так светел взор
незабываемый…»
- Здорово! – сказал Никса. – Это по Апокалипсису, да?
- По Иезекииль, говорят. Но, что б я разбирался! Слушай. Это не все.
«Кто любит — тот люби́м.
Кто светел — тот и свят.
Пускай ведёт звезда твоя
Доро́гой в дивный сад.
Тебя там встретят огнегривый лев
И синий вол, исполненный очей.
С ними золотой орёл небесный,
Чей так светел взор незабываемый…»
- Вот это да! – сказал Никса. – И музыка кажется старинной.
- Стилизация под шестнадцатый век, под лютню. Наверное, дедушке бы
понравилось, как любителю готики.
- Бабушке. Бабиньке точно понравится. Как приедет, ты ей спой.
Саша собрался, было, уходить и уже прихватил гитару, когда вспомнил о еще
одном деле.
- Никса, так между прочим, ты мне не сдал портсигар.
Брат усмехнулся. Достал портсигар и положил на широкую Сашину ладонь.
- Бери, тиран несчастный!
- Ага! Сатрап!
- Что с ним делать собираешься?
- Ну, как? Заложить в ломбард, а деньги отдать на лабораторию
Склифосовскому.
Когда Саша вернулся к себе, его уже ждал Гогель.
- Александр Александрович, что это? – спросил он. – Водка?
И указал глазами на пузырек на подоконнике.
- Ну, что вы, Григорий Федорович, это чистый спирт, - ответил Саша. –
Латинский языком написано: «Spiritus – 95%». Кто из нас знаток латыни?
- Что вы с ним делаете?
- Мою руки естественно, это же наружное. Но вы, конечно, можете выпить. Впрочем,
знаете, когда я его в аптеке заказывал, я не уточнил, какой мне нужен спирт.
Так что, если этиловый, отделаетесь ожогом носоглотки, если изопропиловый –
может и выживете, но это не точно, раз на раз не приходится. А вот если
метиловый – слепота обеспечена. Если, конечно, повезет. У него смертельная доза
маленькая.
- Если это яд, я тем более вынужден его забрать. Здесь Владимир
Александрович.
- Я давно просил отдельную комнату.
Гогель со вздохом взял пузырек и сунул себе в карман.
- Почему-то, когда здесь стоял лауданум, который в десять раз ядовитее,
никого это не волновало, - заметил Саша.
- Лауданум был по рецепту врача, - сказал Гогель.
- А спирт по рекомендации учителя, - соврал Саша.
- Ладно, - смирился Гогель. – Понадобится – отдам.
Саша сел за стол. Взял перо и лист бумаги.
- Кому будете писать? – спросил гувернер.
