Царь нигилистов - 3 - страница 16



- Честно говоря, Никса, если вспомнить арсенал в твоей спальне, - не в бровь, а в глаз, - заметил Саша.

- Могу тебе половину подарить, - сказал брат.

- Не то, чтобы я очень против, но для этого нужна отдельная комната, которой у меня нет. Все-таки Александр Иванович ужасающе серьезен. Обличать игры в войну - это все равно, что обвинять игру «казаки-разбойники» в росте преступности.

- Неужели ты не во всем с ним согласен? – усмехнулся папа́.

- Во многом согласен, - сказал Саша. – Например, мне тоже кажется, что знание экономики и права важнее для государя, чем военное дело. Ни Екатерина Великая, ни Александр Павлович полководцами не были.

- Но побеждали, - заметил Никса.

- Вот и я о том же, - сказал Саша.

- Саша! – возмутился папа́. - Как он смеет учить нас, как нам воспитывать своих детей!

- Его это прямо касается, - заметил Саша. – Он же объяснил. Александр Иванович еще не вышел из российского подданства?

- Нет, но давно игнорирует все приказы вернуться, - сказал царь.

- Ну, это понятно, - усмехнулся Саша. – Не всякий добровольно вернется в Алексеевский равелин. А знаете, что в этом самое прекрасное?

- Прекрасное? – переспросил царь.

- Конечно, - кивнул Саша. – Господин Герцен ведь не пишет «республика или смерь», даже «конституция или смерть» не пишет, более того монархия, даже самодержавная, для него вполне приемлемый вариант, а вся проблема в том, чтобы правильно воспитать Никсу. И, если результат ему понравится, и Николай Александрович выйдет мирным, интеллигентным, начитанным и умеющим пользоваться микроскопом, то Александр Иванович встанет по стойке «смирно» и построит всех своих читателей.

- Ты предлагаешь плясать под дудку этого мерзавца? – спросил царь.

- Я предлагаю к нему прислушаться, - сказал Саша. – Ну, почему он мерзавец? Человек за нас буквально болеет душой. Идея с Московским университетом мне вообще нравится.

- У нас не так спокойно, как в Оксфорде, - заметил папа́. – В Харькове недавно были студенческие волнения. А до того в Киеве, Москве и Петербурге.

- А почему? – спросил Саша. – Почему в Оксфорде нет, а у нас есть?

- Потому что у нас считают, что университет не для того, чтобы учиться, а для того, чтобы безобразничать. В Харькове студенты были высланы из города за пьяный дебош.

- На этот эпизод Герцен намекает? – спросил Саша. – Как я понял, брат Николая Васильевича возглавляет Харьковский учебный округ, и он поддержал преследования студентов.

«Мы знаем за ним одну добродетель - писал Герцен о Зиновьеве, — нежную любовь к брату, которого он всеми неправдами вывел из каких-то смотрителей смирительного дома в попечители Харьковского округа и отстоял его против правых студентов».

- Папа́, а почему Александр Иванович считает, что правы были студенты? – спросил Саша.

- Потому что у него любой бунтовщик прав, - поморщился царь. – Были случаи, когда была неправа полиция, мы разбирались. В Киеве я лично разжаловал полковника, оскорбившего студента, но не здесь. Николая Васильевича упрекнуть не в чем.

– Я предпочел бы посмотреть на это изнутри, - заметил Саша. – А для этого надо там поучиться.

- Ваши жизни слишком дороги для этого, - отрезал папа́.

«Любезный Александр Иванович!

Я прочитал Ваше письмо к моей матушке. По моей просьбе, из ее рук. Она плакала, когда читала.

Разговор о будущем, в том числе о воспитании наследника, – не такой плохой разговор, хуже, если у страны есть только прошлое.