Царь нигилистов - 4 - страница 15

И продолжил пока по-русски. Ибо черновик.

«Я встретил удивительную девушку. Ей шестнадцать лет, и она служит фрейлиной у моей матушки. У неё белокурые волосы, лучистые серые глаза и тонкий стан. Она свободно говорит и пишет на трех языках: русском, немецком и французском. Она цитирует наизусть старинные немецкие баллады и средневековые итальянские поэмы.

Она знает, кто такой Алишер Навои!

Она дочь нашего знаменитого поэта Василия Жуковского: Александра Васильевна Жуковская.

К сожалению, в России до сих пор много значат не личные достоинства человека, а его происхождение. И поэты не равны царям.

Эта девушка – внучка пленной турчанки Сальхи, захваченной русской армией при штурме крепости Бендеры в 1770-м году.

Но я смотрю на нее и думаю, что такая девушка просто не может не быть принцессой!

Sir! Я прошу вашей помощи!

Не осталось ли в архивах Османской империи каких-либо документов о Сальхе?

Известно, что она была захвачена в плен вместе со своей сестрой Фатьмой. Сальхе было 16, а Фатьме – 11. К сожалению, Фатьма вскоре умерла, зато Сальха дала жизнь нашему знаменитому поэту и воспитателю моего отца.

Есть семейная легенда, что обе пленницы были из сераля бендерского паши.

Можно ли это проверить?

Ваш великий князь Александр Александрович».

Саша перечитал, вздохнул и сел на французский перевод. Не то, чтобы совсем не получилось. Черновик был готов, но лучше бы его кому-нибудь показать, прежде, чем отправить.

Поймать Никсу без Рихтера оказалось задачей не совсем тривиальной, но, наконец, это удалось.

Собственно, дело было во время одной велопрогулки, когда Рихтер отстал, жалея свою пугливую лошадь.

Они спешились возле одного из китайских мостов.

- Никса, слушай, можешь найти для меня пару часов наедине? Без Рихтера?

- Говори, - пожал плечами брат.

- Мне нужно помочь перевести одно письмо на французский, так что хорошо бы иметь под рукой стол, стул и письменные принадлежности.

- А Жуковская? Она не знает французский?

- О ней и речь.

- Да? Ладно.

Неизвестно куда делся Никсов друг-гувернер, однако вечером они оказались в комнатах цесаревича без лишних свидетелей.

Горели масляные карсельские светильники на столе, у зеркала на камине и в люстре под потолком, цветочный аромат разносился по комнате, плыли куда-то лошади и собака на картине в овальной раме, клубилось небо над скалами на горных пейзажах, тикали настенные часы. А за окном тонкие ветви деревьев расчертили послезакатное зеленоватое небо.

Они сели на синий кожаный диван за стол с синей лампой.

Саша достал из кармана и протянул Никсе свой черновик.

- Однако, - проговорил брат. – Действительно настолько серьезно?

- Ну, как сказать…

- Честно говоря, зная тебя, не поверил. Она что хорошо умеет брать интегралы?

Саша хмыкнул.

- Не проверял. Хотя я бы не удивился.

- Папа́ никогда не позволит тебе на ней жениться.

- Ты очень забегаешь вперед.

- Да? Так в чем дело?

- Меня просто бесит тот факт, что человека можно презирать за то, что у нее бабка – турецкая пленница. По-моему, за это надо прощения попросить.

Никса приподнял брови и слегка улыбнулся.