- Ну, что?
Ты здорово продвинулся меньше, чем за год. Почти без ошибок.
- Почти?
Никса взял
карандаш и исправил пару мест.
- Спасибо!
– сказал Саша.
- Найдешь
способ ему передать?
- Это
вообще элементарно! Кстати, не понимаю, почему мы так себя ограничиваем.
Немецкие принцессы прекрасны, конечно. Например, если на Тину Ольденбургскую
посмотреть. Но есть же дочки Властителя Поднебесной, с маленькими ножками,
маленькой грудью и губками, подобными лепесткам пиона, умеющие писать кисточкой
на шелке тысячи замысловатых иероглифов. Есть изящные дочери Микадо в кимоно,
расписанными цветами лотоса, с разноцветными нижними юбками, воспетыми Мурасаки
Сикибу, под бумажными малиновыми зонтиками, с высокими прическами, где в копне
черных волос, среди шпилек из золота и нефрита, можно спрятать кинжал для
защиты чести.
Саша уже
хотел упомянуть про чайную церемонию и икебану, в которых тоже понимают
прекрасные японки, но брат перебил.
-
Воспетыми кем?
- Мурасаки
Сикибу. Это японская писательница, одиннадцатого, кажется, века от рождества
Христова.
- Но они
варвары! – возмутился Никса.
- Народ, в
одиннадцатом веке давший миру писательниц, согласись, как бы не совсем варвары.
У нас были писательницы в одиннадцатом веке?
Крыть
брату было нечем.
- Еще
немного и ты к негритянкам перейдешь. Прекрасные дочери Эфиопии и Алжира!
- Я бы
перешел, да царь Соломон уже сказал все до меня. Как там о царице Савской? «Черна я, но красива, как шатры Кидарские, как завесы
Соломоновы».
- На всех картинах царица Савская белая, - заметил Никса.
- Художники были расисты. Или не знали текст. Или Суламифь из
«Песни песней» и Царица Сабы – разные женщины. Кстати, эфиопские евреи фалаша,
которые считают себя потомками царя Соломона и царицы Савской – вполне себе
черные.
Никса
подпер подбородок кулаком и посмотрел насмешливо.
- Сейчас о
еврейках речь пойдет?
- Ну, как
мой грешный язык может коснуться небесной красоты Богоматери и учениц Христа?
У себя
Саша переписал письмо султану на чистовик, вложил в конверт, запечатал и
положил в другой конверт вместе с письмом дяде Косте.
«Письмо
султану личное, - приписал он Константину Николаевичу, - но не особенно
секретное, оно касается происхождения Александры Васильевны Жуковской и
написано так, что никак не сможет ухудшить отношения между нашими странами,
только улучшить».
В самом конце
апреля приехал профессор Николай Иванович Пирогов.
Знаменитый
хирург служил попечителем Киевского учебного округа, однако медицины не
оставлял и дважды в неделю принимал больных, не беря за это денег, и оплачивая
лекарства из своего кармана. Так что в его приемной всегда стояла толпа
бедняков с небольшой примесью публики более состоятельной, но готовой терпеть
простолюдинов ради Пирогова.
Признаться, Саша побаивался этого визита.
Неугомонный Пирогов всегда резал правду-матку, не любил терять времени и мог
совершенно спокойно, не прощаясь, уйти со светского приема, если считал его
бесполезным.
Поэтому Саша
встретил гостя у дверей покоев Никсы вместе с лакеем. И подумывал, не принять
ли у профессора пальто. Или это слишком?..
Пирогов
избавил его от тяжелого выбора, явившись по случаю теплой погоды вообще без
шинели, но не в положенном ему по чину генеральском мундире, а в поношенном
рыжеватом сюртуке и видавших виды сапогах.
Профессор был
невысок, обладал обширной лысиной, полностью открывавшей макушку, редкими
волосами, зачесанными на виски, выпирающим бритым подбородком и усами с
бакенбардами по здешней моде. Лоб пересекала пара тонких горизонтальных морщин,
а из-под надбровных дуг остро и сосредоточенно пылали глаза.
