-
Я не знаю. Даже, если он вернувшийся на землю Петр Первый, тогда почему он не
помнит немецкого, которым прекрасно владел Великий Государь. Разве что, утратив
часть памяти, Александр Александрович обрёл дар ясновидения.
-
Он тебе что-то предсказывал?
-
Нет. Зиновьеву говорил об освобождении Болгарии. Мне только рисовал схему
шариковой ручки. Её недавно сделали на заводе Путилова, но большую. Он хотел
маленькую, чтобы писать в тетради. Это изобретательство тоже тогда началось,
после болезни.
-
Я заметил, - задумчиво проговорил царь.
-
Может быть, Александру Александровичу нужен такой воспитатель, как граф
Строганов? – предположил Гогель. - Он при мне несколько раз смог показать Его
Высочеству свой ум и эрудицию, так что Александр Александрович вынужден был
признать поражение. Мне кажется, это крайне удивило вашего сына. Речь шла о
западноевропейском искусстве возрождения, но Александр Александрович привык
быть лучшим во всем.
-
Относительно графа Строганова у меня другие планы, - заметил царь, - так что до
совершеннолетия моего старшего сына, воспитателем Саши остаёшься ты. Надеюсь,
до 8 сентября он не успеет устроить революцию.
- Он
не устроит революцию, - сказал Гогель. – Он её не хочет.
* *
*
Оказавшись
в своей комнате в Зубовском флигеле, которую делил с Володей и Гогелем, Саша
поставил на пол клетку с Кисинджером и открыл дверцу.
Генрих
степенно вышел наружу, совершил круг почёта по помещению, потерся мордочкой о
все ножки всей возможной мебели и оказался рядом с клеткой Коха.
Предпринял
попытку запустить лапу между прутьев. Если бы Киссинджер был взрослым котом, у
него бы точно ничего не получилось. Но Генрих был ещё маленьким котёнком, и
лапа прошла. Но зато оказалась слишком короткой.
Кох
забился в дальний угол клетки и засвистел.
Саша
подхватил Киссинджера под пузико и взял на руки.
-
Понимаешь, Генрих, - наставительно сказал он. – Кох – это не еда, Кох – это
член семьи.
-
Мя! – возразил Киссинджер.
Мол,
что ты, хозяин, лажу гонишь? Как это не еда? Самая, что ни на есть: жирная,
трёхцветная и мышью пахнет.
И
начал вырываться из рук в сторону морской свинки.
-
Нет, так не пойдёт, - сказал Саша.
Отпустил
Киссинджера и взял клетку с Кохом.
Посмотрел,
куда бы поставить повыше. Шкаф с книгами и тетрадями в комнате присутствовал,
но был не очень высок, примерно с Володьку. Саша водрузил на него клетку, не
особенно надеясь на успех предприятия.
Киссинджер
мигом оказался на камине, а оттуда сиганул на шкаф.
-
Понятно, - сказал Саша.
И
снял клетку обратно.
Володька
прыснул со смеху.
-
Решим проблему, - пообещал Саша.
Взял
клетку и направился к Никсе.
Киссинджер
обошёлся без приглашения и затрусил следом.
Брат
нашёлся в своём кабинете с плывущими лошадями и жёлтыми обоями.
-
Можешь пока приютить Коха? – спросил Саша. – А то Киссинджер не прочь им
пообедать.
Николай
принял клетку и водрузил на невысокий книжный шкаф у окна, под старинные часы с
маятником и итальянские пейзажи.
Киссинджер
запрыгнул на подоконник и оттуда – на шкаф.
-
Нельзя! – крикнул Никса.
-
Ну, что ты кричишь? – спросил Саша. – Он же не собака! Его покормить надо.
Снял
бандита со шкафа, с некоторым трудом отодрав его когти от клетки, и взял на
руки.
-
Сейчас ужин принесут, - пообещал брат. – Поужинаешь у меня?
-
Конечно.
На
ужин были котлетки, добрая половина которых ушла Киссинджеру. Это несколько
отвлекло его от охоты на морскую свинку. А Саша обеспокоенно переводил взгляд с
дорогого красно-синего ковра и не менее дорогой тюль на окнах и кожаную обивку
диванов и кресел. Но Генрих нажрался, свернулся клубком у Саши на коленях и,
видимо, решил ничего радикального не предпринимать, ибо котлетки были
доступнее.
