-
Генрих! Солнце моё! – обрадовался Саша. – Нашёлся, гад!
И
подхватил на руки животное, которое попыталось утащить рыбину за собой, но не
удержало, и она шмякнулась на пол.
-
Я тебе в Питере лучше куплю, - успокоил Саша.
Гогель
тем временем смиренно открыл кошелёк и расплачивался с буфетчиком за
испорченные полуфабрикаты.
В
купе Саша наглухо закрыл окно и позволил Киссинджеру свернуться рядом на
диване. Рыжий бандит, кажется, наконец решил подрыхнуть. И Саша даже успел
прочитать несколько страниц из Локка, пока Гогель не уговорил его ложиться
спать.
Утром
Сашу разбудил не самый приятный запах. Собственно, Киссинджер сделал лужу и
справил нужду более серьезную ровно в центре купе, прямо на ковре.
Гогель
тоже проснулся, сел на диване, поморщился и посмотрел с отвращением.
-
Хорошо, что на полу, - сказал Саша.
Гувернера
это не утешило, а Киссинджера не реабилитировало. С полки для вещей над головой
гувернера соблазнительно свисал рыжий разбойничий хвост. Гогель заметил это
безобразие, и Саша понял, что дернет, не пощадит.
Встал,
снял беглого кота с полки и прижал к груди. Киссинджер заурчал.
-
Мне кажется, там капуста была, в кулебяке, - вспомнил Саша. – И человеческий
желудок не всякий выдержит.
Пока
они с Гогелем завтракали на очередной станции, лакей Митька чистил ковер в
купе.
Выпустить
из рук Киссинжера Саша не решился, а потому блюдце с молоком для животного
стояло на столе, Саша держал кота, который лакал молоко, а камердинер Кошев - клетку
наготове.
Гогель
только вздыхал.
Когда
поезд тормозил под дебаркадером Николаевского вокзала в Питере, Саша заметил на
платформе Никсу с Зиновьевым и Володьку.
Вышел
из вагона, всучил Гогелю клетку с Киссинджером и поочередно обнял братьев.
Киссинджер
тут же покорил обоих.
-
Какой круглый! – удивился Никса. – Как зовут?
Саша
представил.
Киссинджер
лениво ударил по полу клетки растолстевшим за сутки хвостом.
-
Ну, ты и придумаешь! – усмехнулся брат.
-
Какой пушистый! – восхитился Володя. – А погладить можно?
-
Дома, - отрезал Саша. – А то улизнет.
-
А кажется сонным, - усомнился Николай.
-
Шифруется, - объяснил Саша.
И
поведал историю ловли разбойника в Твери.
-
А он Коха не сожрёт? – забеспокоился Володька.
-
Надо смотреть, - сказал Саша. – И кормить. Чтобы был сытый. Ну, как вы тут без
меня?
-
Ты знаешь, папа́ передали, что ты в Москве учредил студенческий
парламент, торговался с московскими купцами насмерть, как варшавский жид, и
перекрестился в раскол.
-
Ой! – сказал Саша. – Эээ… Никса, позаботишься о Киссинджере, если что?
-
Конечно, - кивнул брат. – Кох давно на мне. Как там твой Склифосовский?
-
Гений! Он выделил бактерию.
-
Значит, есть надежда?
-
Конечно, и её прибавилось. Хотя это только первый этап. Потом надо взять
материал от умершей свинки и попытаться из него вырастить колонию бактерий, а
потом ввести здоровому животному. И тогда наверняка. Но Демидовскую премию я
буду выпрашивать для Склифосовского уже сейчас. И тайного советника – тоже.
- А
лекарство?
- После
того, что я сказал. Методом научного тыка. Хотя некоторые предположения у меня
есть. С тобой пока всё нормально?
- Пока да.
Летом всегда лучше.
Гогель с
Зиновьевым немного отстали, и ветер донес шепот «Александр Александрович».
Очевидно, обсуждали его.
- Отец
недоволен Гогелем? – спросил Саша Николая.
- Это
мягко сказано, - тихо сказал брат.
