Цареубийца. Подлинные мемуары графа Орлова - страница 16

– Как там у Шекспира сказано: «Полцарства за коня!» Надеюсь, мы не разделим судьбу короля Ричарда.

А. Пэн. Портрет Екатерины II в молодости

И точно, удача нам улыбнулась: мимо крестьянская телега проезжала, я её остановил и без лишних слов забрал у мужика, что на ней ехал, а императрица ему сказала:

– Не тужи – ты нынче большую услугу самой царице оказал и без вознаграждения не останешься…

Подъезжаем к Петербургу, – глядь, навстречу нам коляска, а в ней Григорий с князем Барятинским.

– Всё готово! – кричит Григорий.

В коляске лишь четыре места было; тогда Барятинский вышел, оставшись на дороге с фрау, которая этому была, кажется, весьма рада, а мы в седьмом часу утра достигли, наконец, Петербурга.

Первыми нас измайловцы, бывшие однополчане Григория, встретили – их казармы как раз в предместье находились. Григорий уже успел у них побывать, так что они, построившись, при всём параде нас ждали.

Императрица с коляски сошла и говорит:

– Солдатушки! Я, ваша царица, у вас защиты прошу! Хотят извести меня мои неприятели – на жизнь мою покушаются. А ещё веру исконную русскую желают порушить и над Церковью святой надругаться!

– Матушка-царица, мы тебя в обиду не дадим! Умрём за тебя все до единого! Да здравствует матушка наша Екатерина! – закричали солдаты и бросились целовать ей ноги, руки и платье. В это время является полковой священник с крестом, и весь полк присягает Екатерине. Она садится опять в коляску, и мы едем к казармам семёновцев, а измайловцы за нами бегут.

Семёновский полк тоже нас уже дожидается: Фёдор солдат навстречу вывел. Они дружно грянули «ура!» и тут же к нам примкнули. Далее мы поехали к моим преображенцам – и там такая же история. Последними к нам артиллерия и Конная гвардия присоединились – и вот большущей толпой все направились к Казанскому собору. Около него нас встретили многие высшие вельможи, что при Елизавете Петровне служили, а во главе их архиепископ Дмитрий и прочие священники.

Присяга Измайловского полка Екатерине II, 28 июня 1762. Гравюра. Неизвестный художник

Собор всех вместить не мог, вошли лишь избранные. Архиепископ Дмитрий прочёл благодарственный молебен и торжественно провозгласил Екатерину самодержавнейшей императрицей. А когда она из собора вышла, тут такое ликование началось, какого я ни до, ни после этого никогда не видел!..

Затем императрица поехала в Зимний дворец, где ей Сенат и Синод присягнули, а мы с Григорием и Фёдором между тем все меры предосторожности приняли: подступы к дворцу артиллерией защитили, на пути к Петербургу и в самом городе расставили сильные отряды, сообщение с Петергофом и Ораниенбаумом совершенно прекратили, а в Кронштадт послали адмирала Талызина, чтобы крепость сию к верности Екатерине привести.

Обложили императора, как медведя в берлоге, – да только какой из него медведь?.. Как я и предсказывал, голыми руками его взяли. Он, когда о перевороте узнал, в Кронштадт кинулся, хотел флот поднять, но поздно было: Талызин моряков к присяге Екатерине уже привёл.

В тот же вечер императрица и Катенька Дашкова, – приятельница её, которая, невзирая на то что родной сестрой Лизке Воронцовой приходилась, Екатерину во всём поддерживала, – переодевшись в гвардейские мундиры, сели на коней и поскакали во главе нашего войска в Петергоф. Шляпа Екатерины украшена была лавровым венком, волосы распущены по плечам; Дашкова тоже одета как амазонка – театр, и только! Ну, пусть себе покрасуются, дело-то сделано!..