Поскольку все это были женщины в одинаковых белых платьях и на лицах у них застыло одинаковое испуганное выражение, Мирина предположила, что это жрицы, служительницы богини Луны, и что они не привыкли к виду крови и синяков. Но что ее смутило, так это луки и колчаны со стрелами, висевшие на их спинах, потому что ни одна из женщин совсем не походила на лучницу.
Беспорядочный поток мыслей Мирины был прерван властным голосом, раздавшимся где-то поблизости, и после нескольких мгновений растерянности и нетерпеливых подталкиваний со стороны женщин Мирина наконец повернулась в нужную сторону и увидела внушающую страх фигуру, сидевшую в искусно украшенном кресле на каменном возвышении. Предположив, что видит верховную жрицу, Мирина почтительно склонила голову. Наверное, ей бы следовало опуститься на колени, но она была крепко связана по рукам и ногам.
– Ты обвиняешься, – заговорила женщина на троне на безупречном древнем наречии, – в нарушении наших границ. И возможно, в убийстве. Ты понимаешь, каково наказание за подобные преступления?
Мирина отрицательно покачала головой, слишком напуганная, чтобы говорить.
– Если ты не будешь отвечать, – продолжила женщина, – я признаю тебя виновной. И передам городским властям… Но мне хотелось бы этого избежать.
Женщина подняла вверх какой-то предмет, и лишь когда он блеснул в свете огня, Мирина узнала браслет своей матери. И тут вдруг все встало на свои места: и мужчины, яростно трясшие над колодцем ее дорожным мешком, и то, что ее вытащили наружу для допроса…
Мирина была не единственной, кто узнал браслет. Остальные женщины при виде украшения испустили вздох изумления.
– Говори же, – продолжила верховная жрица более низким голосом. – Откуда он у тебя?
Под пристальным взглядом жрицы Мирина выпрямилась:
– Он принадлежал моей матери. Она всю жизнь носила его на руке.
Как только ее слова разнеслись по залу, жрицы принялись что-то яростно обсуждать между собой. И только теперь, когда они подошли поближе, Мирина заметила, что все они носят на запястьях такие же браслеты.
– Тихо! – приказала верховная жрица и, прежде чем снова повернуться к Мирине, обвела своих товарок суровым взглядом. – Как звали твою мать?
– Талла.
– Талла? – Верховная жрица наклонилась вперед, крепко сжав подлокотники своего трона. – Твоей матерью была Талла, и ты все же осмелилась вернуться сюда?
Мирина похолодела от страха.
– Прошу вас! – воскликнула она. – Я пришла потому, что моя мать всегда говорила: мы принадлежим богине Луны. Она преданно служила богине всю свою жизнь…
Верховная жрица внезапно поднялась со своего места:
– Талла нарушила законы этого храма. Она связалась с мужчиной и была осквернена. Если бы она не сбежала, ее бы бросили в яму, так же как тебя.
Мирина была благодарна, что ее так крепко связали – веревки не дали ей упасть.
– Я понимаю, – заговорила она, с трудом выдавливая из себя слова. – Что ж, если так нужно, бросьте меня обратно в яму, но… – Она посмотрела прямо в глаза верховной жрице. – Но прошу милосердия к моей младшей сестре. Она все это время ждала меня снаружи. Она слепа, и ей нечего есть. – Мирина снова попыталась согнуть колени, но не смогла. – Снимите с меня веревки, – попросила она, – и я встану на колени, чтобы молить вас об этом.
Верховная жрица с достоинством сошла вниз по каменным ступеням.
– Скажи мне, – произнесла она, останавливаясь прямо перед Мириной, – что заставило молодую женщину стать преступницей?.. – Она протянула руку, чтобы коснуться следов змеиного укуса на руке Мирины. – Терпеть такие страдания?..
