– Ладно… – вздохнул Соломон. – Но ты ведь все равно не молчишь! Знаешь, что ты говоришь? Ты говоришь: какого мужика я спасла!
Она утопила в коленях смех. Приободренный этим, Соломон придвинулся еще ближе, успев чертыхнуться, что под ним так громко зашуршала солома. Но его щеки коснулась прядь ее шелковистых волос, и ему показалось, что он умер…
– Я знаю, как тебя зовут… – ожил он. – Мне сказали твое имя, когда я и своего еще не знал…
Она с улыбкой посмотрела на него:
– Тебе, наверное, сказали, что меня зовут Руфь…
– Ничего себе! – восхищенно пропел Соломон. – А как ты узнала об этом?
О чем-то загудели натурейцы.
– Смельчаки! – нарочито вздохнул Соломон и посмотрел на соседку:
– Спасительница, скажи, а тебя и вправду зовут Руфь?
Она с улыбкой кивнула, но отчего-то глаза ее затопила печаль.
– Руфь, я спасу тебя! Вот увидишь… родная!..
– Соломон почувствовал, как в груди свихнулось сердце, он невольно потянулся рукой к ее щеке, но у самых его дрогнувших пальцев лицо Руфи отплыло в сторону.
В это мгновенье, задребезжав, отошла решетка, и в пещеру втолкнули высоколобого, в европейском костюме, мужчину.
Едва не съехав на соломе на пол, он неловко выпрямился. Попривыкнув к полумраку, сел недалеко от безбровых. Один из них пристально глянул на него.
– Мэрло! – дипломатично представился он.
– Ишак! – оценил его мутант.
– Коммунист… – тактично подбросил тот. – Еврейская левая организация «Марэло»…
Безбровый вопросительно глянул.
– Маркс-Энгельс-Л завтра енин… – прежним тоном расшифровал новоприбывший.
– Так и бы и сказал… Мурло… – нарочито вздохнул Соломон.
В группе сектантов вдруг что-то взволнованно застрекотали, повернулись лицами в центр образовавшегося меж ними круга.
С каждым мгновением возня стала перерастать в суматоху.
Став на колени, они склонились над чем-то, возбужденно затараторили и потом из расступившейся кучки поволокли к решетке пожилого седобородого соплеменника. Пятки его туфель цеплялись за солому, один башмак спал и замер подошвой вверх.
Один из тащивших затарахтел решеткой и стал звать на помощь. Темное нутро коридора отвечало глухим молчанием.
Кто-то распахнул старику рубашку, приник ухом к груди и через минуту обреченно сел на пятки и опустил глаза.
Второй из тащивших снова затарахтел решеткой, стал рвать ее на себя, но туннели бункера были глухи.
Сидевший над стариком закрыл брошенные в потолок, застывшие глаза старика.
Те двое вернулись к своим, и теперь они все вместе, перебивая друг друга, стали спорить, как правильнее поступить.
– Замолчите! – громко крикнул кто-то из них, и в пещеру упала жуткая тишина.
Тусклый свет фонаря стекал по бледно-мертвенному лицу трупа.
Хаймалка прижалась к матери.
В навалившейся тишине вдруг послышалось какое-то шуршание, и рядом с мутантом, из-под соломы, выбрались две огромные крысы.
Поблескивая маленькими хищными глазками, словно безраздельные хозяева этого полумрака, они деловито подбежали к опрокинутой туфле, обнюхав ее, шурша по соломе длинными хвостами, подбежали к трупу.
Руфь, вскрикнув, ткнулась лицом в плечо Соломона.
Крысы взобрались на грудь старика, и, почти слившись с его черным кафтаном, подобрались к желтому лицу.
Кто-то из сектантов стал подбираться к башмаку, метнул было в крыс пучком соломы, но одна из них тут же угрожающе ощерилась, сатанински взвизгнув, казалось, вот-вот была готова броситься ему в лицо.
Тот испуганно отпрянул назад и, прикрывшись рукой, влип в каменистую стену.
