В удел Нагие прибыли «…в тринадесятый день того же месяца маия, то есть на память преподобного отца нашего Исаакия Далматского…»35. Угличская летопись просто фонтанировала восторгом, описывая «пришествие его (царевича Дмитрия с семьей)» в город: «…изыди бо тогда весь град Оуглич, тако же с литиеносием со кресты честные, во священнолепном священных мужей одеянии, и с епископом града Ростова…, тако же и со игумены, и иноческими лики, и со иереи, и со всего причта церковнаго, и всего града людми, мужии и жены, и до малых отрочат, с пении и песнми ликосвященными во врата града исхождаху. И пред царевым сыном вхождение псалмопесненно в радости великой восклицаху, видяще царского сына с колесницы сошедша пред враты града, на нейже везом бысть от царствующаго града и с рождшею его царицею и пестуны его царева двора, имущи на главе своей царский венец, блистающий златом и сребром, и камении многоценными и драгими жемчюги унизан»36. Царевич был так мал и нетвёрдо ходил, что Нагая его не отпускала от себя, поддерживала и вела за ручку.
Это был незабываемый, великий день для Углича: после обязательного целования креста и икон у городских ворот процессия проследовала в Преображенский собор, где вновь целовали иконы и мощи «сродника своего» – местного святого князя Романа, а после стояли молебен. Вселение в «царский» двор сопровождалось приветственным пиром для высших властей духовных, «а прочия причетники церковныя и гражданы на траве повеле посадити». «Брашны и питии», т.е. едой и питьем, были все глубоко удовлетворены – «и пироваху весь день той». Вечером пора было расходиться, «и по ликовании того дня кождо разыдошася вси людие во своя домы, радующеся и веселящеся о государе своем. Тогда же и нищих лики, великую милостыню приимши, возвращахуся от двора царева в радости, и священницы, и причетницы церковнии, и власти духовнии, и епископы, и вси иноцы одарены быша, кождо по достоянию своему, и отпущени восвояси»37.
Углич имел особое значение в византийских хитросплетениях Кремлевской политики. Этот город – последняя в российской истории столица удельного княжества. При Иване Грозном он входил в опричнину, а ранее был в уделе бездетного младшего брата царя – Георгия (Юрия) Васильевича Угличского38 и в 1563 году, по его кончине, отошел старшему брату. Надо сказать, что Тверь, Углич и Вологда по завещанию Грозного должны были отойти потенциальному наследнику престола39, если его сын Фёдор умрёт бездетным. Крупные земельные владения – великокняжеские уделы, выделяемые «на прожитие», состояли из многочисленных (до 15) крупных городов в разных частях Руси с посадами, отдельно выделялись промысловые села в Подмосковье и участки рек для рыбной ловли. Углич, доставшийся царевичу Дмитрию в качестве прожиточного имущества, был ущербным осколком прежнего удела его покойного дяди Юрия Углического (Углич, Бежецкий Верх, Калуга, Кременск, Малоярославец, Медынь, Мезецк) – он получил один-единственный город, хотя и со «всем, что к нему потягло», а «потягло» немало: Молога, Устюжна Железопольская и Романов. Сама Нагая, как незаконная жена не могла претендовать на великокняжеский удел, поэтому царевич не являлся, строго говоря, даже удельным князем, так как управление осуществлялось не его матерью-опекуншей, а дьяками и приказными царя Фёдора Ивановича.
Довольно быстро «мирное сосуществование» московских властей и угличского ссыльного семейства подошло к концу. Суть проблемы изначально состояла в злоупотреблении денежными ресурсами удела и, по всей видимости, все возраставших имущественных, а позже и властных, претензий Нагих к Москве. В ответ за ссыльными был усилен тайный и явный надзор
