ЦАРСИТИ: Хроники Риддла - страница 4

Когда лорд Валькзиор входил в комнату, он становился её центром, поглощая внимание своим появлением, как безмолвный вихрь, невидимо и почти неслышно возникающий в воздухе. Внешность его была одновременно завораживающей и пугающей, словно сочетание древнего кошачьего духа, змеиной сущности и высоко развитого технического чуда. Его фигура, стройная, грациозная, почти эфемерная, напоминала кошку-фараона – величественную, но в то же время обманчиво спокойную. Он двигался с лёгкостью и изяществом, как существо, рожденное для высшего, неземного мира.

Но когда взгляд падал на его лицо, начиналась настоящая игра гротесков. Как если бы само пространство отказывалось определять его внешность. Лицо Валькзиора было таким, что его невозможно было точно интерпретировать. В мгновение ока оно становилось неясным, размытым, интригующим, а в то же время глубоко неалиоциановским. Гладкая, будто полированная поверхность из пластин могучего и высокоразвитого материала покрывала его лицо, но невозможно было понять, лицо ли это или же маска? Возможно, технологически продвинутая конструкция, что-то вроде хитроумной, высокоточной маски идеально повторяющей алиоциановские черты, но с какой-то невидимой пустотой, скрывающей самые глубокие тайны и бездну тьмы.

Его глаза, как две голубые флуоресцирующие бездны, поглощающие свет и не дающие ничего взамен. Змеиный взгляд Валькзиора был одновременно пустым и проницательным, как если бы его глаза видели то, что было скрыто для всех остальных. Они не принадлежали миру алиоциан, шедоудов, фелиспатов и даже мистиков, не поддавались обычной логике. Он мог смотреть на вас, казалось, прямо в вашу душу, выуживая самые сокровенные мысли, но не выражая никакого эмпатического отклика, только прохладную отчуждённость.

А его улыбка… В ней была эта странная, болезненная ирреальность, как у персонажа, с которым никогда не захочешь встретиться лицом к лицу. Она была кривой, искусной, и когда Валькзиор начинал улыбаться, его лицо казалось будто натянутым на каркас, как маска, которую никак не удается снять. Она напоминала улыбку Джокера – то, что не имело никакой радости в себе, только боль и сарказм. Он мог улыбаться, и в этот момент казалось, что весь мир исчезает, оставляя перед собой лишь его бледное, изящное лицо, в котором скрыто нечто глубоко пугающее.

Эта улыбка казалась одновременно невинной и ужасающей. В какой-то момент её можно было принять за дружескую или успокаивающую, но потом, как ползущая змея, она вдруг превращалась в нечто страшное и зловещее. Зачастую она оставалась на его губах так долго, что казалось, её невозможно было сдвинуть – как если бы она была частью его природы, частью самого Валькзиора, неотделимой от его сущности. И эта улыбка не могла оставлять сомнений – он был и хищником, и манипулятором, и покровителем, все эти качества сливались в одном существе (или, скорее, в алиоциановском гибриде), и никто не мог точно предсказать, что он сделает с вами в следующий момент. Если бы кто-то попытался изобразить его внешний вид, он был бы неясным, как мираж. Но, несмотря на эту неясность, в нём всегда присутствовала некая уверенность, которая исходила от его жестов, от его манеры стоять, от того, как он держал голову, как он двигался. Совершенное создание, внешне почти безупречное и зловещее, оно скрывало в себе множество слоев, и этот внешний идеал был лишь оболочкой, за которой скрывался его истинный, определенно шедоуидовский характер. Кто-то мог бы сказать, что Валькзиор был лишь неуловимой тенью и каждый его шаг был направлен на то, чтобы наблюдать, как противник двигается, только лишь для того, чтобы в нужный момент сделать решающий удар. Это был призрак Ноктариона, чья фигура исчезает в ночи, но кто-то другой скажет, что он был сущностью, гораздо более пугающей и могущественной, чем любая зловещая тень.