– Открой! – раздается внезапно. По-русски.
Не знаю, что пугает меня сильнее: вид мужских ботинок под дверью кабинки или голос Макса. Зная, что я родилась в России, он иногда употребляет русские слова, но обычно ругательные.
Не успеваю отреагировать, как дверь с треском распахивается. Скоба щеколды, звякнув, приземляется у моих ног. Пытаюсь поправить одежду, но Макс хватает меня за плечи и выдергивает из кабинки.
– Помогите! – кричу изо всех сил. Даже на четвертом этаже воздух пульсирует музыкой из спортзала, однако кабинет директора рядом. Меня услышат, мне помогут. – Помогите! – Кричу, бьюсь в руках Макса, как ветви дуба об оконное стекло, но он выше и намного сильнее меня, и мне не удается высвободиться.
– Никто не придет, Элли. Никто и никогда не приходит на помощь, помни об этом. Нет смысла ждать и надеяться. Есть только ты и я. Ты шла жаловаться Вильямсу, но его здесь нет. – Выплевывает все это мне в лицо.
– Дай мне одеться! – требую, но голос звучит сипло, сорванный криками о помощи.
– Для того, что я собираюсь с тобой сделать, трусики не понадобятся, – усмехается. Презрение в его взгляде обжигает.
– Ты не посмеешь меня тронуть! – Меня колотит от гнева и страха.
– Еще как посмею! Неужели ты не слышала, что меня считают плохи-и-им мальчиком? – Посмеивается, будто находит эту жуткую ситуацию забавной.
– Ты не плохой, ты…
Не знаю, что сказать. Макс ужасен, я его ненавижу…
– Хочешь, докажу, что я плохой? – поигрывает бровями.
Моя жизнь висит на волоске, а он веселится. Играет со мной. Упивается моим ужасом.
– Отпусти! Если ты меня тронешь, я заявлю в полицию!
Он только смеется в ответ, как будто моя угроза – лучшая шутка сезона. Да еще и пошатывается, и говорит невнятно, явно нетрезвый. Если он не в себе, мне с ним не справиться.
– Макс, сколько ты выпил? С ума сошел? Ты же спортсмен! Помогите! – С диким остервенением дергаюсь в его руках, пинаюсь, кричу. В моем крике дрожат слезы.
Макс отпускает меня так внезапно, что еле удерживаюсь на ногах. С ужасом смотрю на него, не зная, чего ожидать дальше. До двери пять шагов, но он загораживает проход. Быстро поправив одежду, готовлюсь драться за свою честь.
Внезапно Макс заходится хохотом. Леденящий, жуткий смех вызывает во мне волну паники.
– Вот, смотри, Элли Коваль! Ты хорошо получилась на этом снимке, – показывает мне экран телефона и скалится.
Он успел сделать снимок, пока вытаскивал меня из кабинки.
На фотографии я растрепанная, в мятом платье, с трусиками и колготками у колен. Смотрю с экрана широко распахнутыми умоляющими глазами.
Умоляющими, потому что я умоляла Макса меня отпустить.
Смех Макса звенит, эхом отражается от стен. Кажется, этот страшный звук разносится по всему этажу, громче музыки и моего крика. Меня простреливает ужасом, парализует от происходящего и возможных последствий.
– Я отправлю твое фото всей школе и выложу в сеть. За мной многие бегают, но чтобы так… полуголая в женском туалете умолять… такого еще не было! – В голосе Макса звучит холодная жестокость. Дикая, гадкая, ненормальная… незаслуженная!
– Ты не имеешь права! Я пожалуюсь, и фотографии сотрут. Что ты пытаешься доказать? Что ты сильнее? Ты ничтожество! – Набрасываюсь на него, но он удерживает меня и смеется. Громко, с вызовом, и от этого ярость во мне кипит все сильнее. – Думаешь, ты нужен твоим друзьям? Никакие они не друзья тебе, а лживые подхалимы! Им наплевать на тебя! Ты никому не нужен! Ни-ко-му! – Кричу и рыдаю одновременно, в голосе ярость, ненависть и острая паника.
