Идалии было обидно, что Жорж уделял этой жеманнице внимания больше всех, но она не теряла надежды – от её прелестей ещё никто не отказывался, кроме… Пушкина.
Она вздохнула, раздумывая, как бы окрутить новоиспечённого барона Геккерна, бывшего Дантеса, и не потерять Ланского? Не придумав ничего особенного, уставшая Идалия в последний раз посмотрела на себя в зеркало. В желтоватом свете канделябра на дамском трюмо она с тайным удовольствием отметила и богатство распущенных густых волос, и красоту своего молодого лица. Не может быть, чтобы Жорж устоял перед ней. Такого просто не может быть.
У подъезда Вяземских на Фонтанке длинной вереницей выстроились кареты. Дверцы поминутно открывались, и из них выскакивали разряженные девушки в сопровождении грузных дам и многочисленные кавалеры, уже с порога выхватывающих глазами пару для себя на этот вечер.
Открывающаяся дверь в дом Вяземских словно приглашала в рай: широкая лестница манила ярким светом бесчисленных свечей и большим количеством цветов. На улице была промозглая петербургская осень, а здесь – настоящее лето. На ступеньках чинно выстроились лакеи в бархатных ливреях.
Ах, как Идалия любила это предвкушение праздника! Стоило большого труда сдержать себя и не пробежать с детской радостью навстречу бальному, краткому, но такому сладкому счастью. Ей приветливо кланялись мужчины в чёрных фраках и мундирах, более холодно кивали дамы, покрытые брильянтами и сверкавшие в просторных залах как новогодние ёлки. Идалия была лучше всех, красивей всех! Она в этом не сомневалась, втайне посматривая на себя и на свой новый наряд, так вовремя прибывший из Парижа. Её медные волосы выгодно подчёркивало тёмно-красное платье, с воздушными пышными рукавами, а белизну кожи – рубиновое колье, подарок отца, которое таинственно поблёскивало из-под меха горностая, привлекая внимания к белоснежной лебединой шее.
Александр Михайлович подвёл её к княгине Вере Вяземской, которая беседовала с Софьей Николаевной Карамзиной. Учтиво улыбнувшись, хозяйка поприветствовала Идалию с мужем, произнесла пару дежурных фраз про давку на балу, про ненастный октябрь и после продолжила разговор с подругой, не собираясь подключать к беседе Идалию. Но той было всё равно. Холодные голубые глаза Вяземской и приторная улыбка Карамзиной её не трогали. Она знала, что эти две дамы её не любят и приглашают только потому, что не могут не пригласить Александра Полетика – любимого партнёра по преферансу хозяина дома Петра Вяземского. Сама же Идалия была ещё и троюродной сестрой Натальи Пушкиной, которая считалась любимицей царя и украшением любого бала. Что же, пусть император восхищается Пушкиной. Идалия Полетика знала себе цену. Вокруг неё, словно пчёлы, всегда вились молодые люди в мундирах, и она дарила царственные улыбки особо удачливым кавалерам.
– Мадам, вы не забыли, что обещали мне танец? – шепнул на ухо высокий адъютант, нервно играя кончиком своего аксельбанта.
Она благосклонно улыбнулась, лишь кивнув в ответ.
Муж направился к карточному столу, а она обмахивалась веером, смеялась нехитрым шуткам офицеров и искала глазами Ланского. Неужели он не придёт? Обещал же… Ланской был палочкой-выручалочкой – с ним у неё всегда было отличное настроение и спокойно, как с другом. Да и танцевать с таким высоким, красивым офицером, каким был Пётр, было одно удовольствие.
