– Господин барон, вам не кажется, что неприлично так бесцеремонно смотреть на замужнюю женщину? По-моему, Наталья Николаевна вам ясно дала понять, что не желает ссориться из-за вас со своим супругом, а вы продолжаете её преследовать.
– Что же я могу сделать, если влюбился по уши? Так, по-моему, у вас говорят? – грустно улыбнулся Дантес.
– Говорят-то так, но предупреждаю вас – если вы не прекратите преследовать мадам Пушкину, я откажу вам от дома и дам распоряжение швейцару не пускать вас.
– Это жестоко с вашей стороны! – воскликнул Дантес.
Идалия стояла неподалёку и с горечью увидела, что он не притворяется, а, действительно, влюблён.
– Я вас предупредила, месье, – холодно закончила разговор Вяземская и отошла от него.
Идалия задумалась, как бы ей повернуть эту ситуацию в свою пользу?.. Ланской наконец-то вспомнил о ней и предложил пойти ещё потанцевать.
– Хорошо, – медленно протянула Идалия. Ей вдруг в голову пришёл прекрасный план. – Пьер, иди, принеси мне шампанского. А я сейчас… Мне нужно кое-что…
Ланской понятливо кивнул и ушёл, а Идалия быстро подошла к Жоржу Дантесу и нежно взяла его под руку.
– Месье, не грустите так откровенно. Если уж вы так безнадёжно влюблены в мою сестру, я помогу вам.
– Вот как! – Дантес вскинул голову и с надеждой уставился на неё прозрачными голубыми глазами. – Я чувствовал, что вы будете мне другом.
– О да… – с усилием улыбнулась она, не зная радоваться или печалиться такому званию. – У меня есть план.
Ланской стоял чуть позади царя, который наблюдал утренний развод караула на Дворцовой площади. От толпы праздных городских зевак Николая отделяли гвардейские офицеры, чином не ниже полковника. Бесконечные тренировки несчастных караульных не прошли даром – движения были чётко выверены. Солдаты как на подбор – высокие, ловкие и не смущавшиеся придирчивого царского взгляда, смогли угодить императору, любившему во всём порядок и определённость. Обычная беспокойная суровость царя при удачных манёврах на плацу менялась на благожелательное выражение лица.
Когда Николай улыбнулся своим красивым ртом и кивнул офицерам, все вздохнули с облегчением. Он не спеша пошёл во дворец. За ним последовал и Ланской. Казалось, что император снимает в Зимнем отдельную двухкомнатную квартиру. Попасть в неё можно было и изнутри дворца, и через подвал с улицы. Это позволяло Николаю выходить незаметно, чем он иногда с удовольствием пользовался, предпочитая в минуты отдыха гулять без охраны.
Ланской уважал царя за его аскетизм в повседневной жизни и за его потрясающую работоспособность. Кабинет самого могущественного человека империи представлял из себя небольшую узкую комнату, совершенно лишённую декора, с выбеленным потолком и стенами, оклеенными тёмными бумажками – обоями. На двух огромных письменных столах лежали книги и папки. Но ничего не было завалено – порядок во всём царил исключительный. Всякая вещь знала своё место. Единственным украшением царского кабинета были большие малахитовые часы с таким же циферблатом. Одно окно выходило на Адмиралтейство, и Николай любил иногда задуматься, устремляя взгляд на его золочёный шпиль. В соседней комнатке стояла складная походная кровать императора. Глядя на жёсткий волосяной тюфяк, покрытой вместо одеяла старою шинелью, Ланской подумал, что если бы ему пришло в голову рассказать о быте императора, то мало кто бы ему поверил… Как всё это отличалось от кричащей роскоши в домах вельмож, составлявших высший свет!
