Николай подал Ланскому бумагу, похожую на грамоту. Но это была не грамота, а шутливый диплом мужу-рогоносцу графу N.
– И вот такие дипломы в последнее время стали получать некоторые господа, у которых жёны… гм… не вполне осмотрительно себя ведут.
Ланской боялся поднять голову. Уж не получил ли подобный "диплом" штабс-ротмистр Полетика?
– А откуда образец? – наконец выдавил он, чуть откашлявшись.
– Мне доложили, что в Петербург их привёз какой-то дипломат, а наши бездельники-шутники рассылают письма по адресам.
Царь подошёл к окну и почему-то не хотел смотреть в глаза Петру. Похоже, что он тоже был смущён. И тут Ланской понял, что Николай опасался за репутацию кого-то из своих возлюбленных. От сердца отлегло, и Ланской тихо выдохнул.
– Что требуется от меня, ваше величество? – спокойно спросил он.
Бросив быстрый взгляд на замеревшего Ланского, царь прошёл на своё рабочее место.
– Вот что, Пётр Петрович, во-первых, выясни, кто эти шутники. Во-вторых, если это кто-то из офицеров твоего полка, так мне намекнули, то поговори с ними по-хорошему, чтобы они перестали этим заниматься, иначе будет по-плохому. Ну и доложишь мне потом. Задание понял?
– Так точно, ваше величество. Когда прикажете этим заниматься?
– Ну уж не в дежурство, – нахмурился Николай. – Не стоит это того… Но всё-таки дело серьёзное. Хватит на наш век войн и восстаний, не хватало ещё дуэлей и общественного беспорядка. Ступай. Подумай пока, кто из офицеров способен на такое.
– Слушаюсь, – поклонился Ланской, не зная радоваться ему или огорчаться.
То, что его связь с Идалией пока не дошла до царя – это радовало, но копаться в грязном белье других было противно.
Квартира Ланского в офицерском корпусе почти не отличалась от царских покоев в Зимнем дворце – такие же тёмные бумажные обои, диван да письменный стол. Из дорогих вещиц у полковника был только жирандоль – большой фигурный подсвечник. Писать приходилось много, а делать это при дневном свете в Петербурге было весьма затруднительно. Комнат было три – кабинет, столовая и спальня, но в придачу ещё имелась небольшая кухня, где хозяйничала крепостная Агафья, да маленький чуланчик для денщика Федьки. Агафья, пожилая женщина, ещё приятная лицом, с добрыми глазами, уже поджидала барина.
– Пётр Петрович, сегодня ваш любимый пирог с грибами испекла. А на горячее соляночка, барин, уж не побрезгуйте.
Ланской с удовольствием втянул аппетитный аромат пирогов, наваристого супа и опять сравнил своё житьё-бытьё с царским. Николай не признавал за обедом больше трёх блюд, и каким бы вкусным ни было четвёртое – оно вызывало только царский гнев. Не так любил обедать Ланской. Ему нравилось разнообразие. И кухарка Агафья готовила понемногу, но каждый раз придумывала что-нибудь необычное. Вот и сегодня пирог был испечён в виде большого гриба. Выдумщица…Зато Федька-денщик, казалось, не заботился о том, чтобы угодить барину. Пётр уже давно ругал себя, что много дал воли и распустил денщика, но так уж получилось, что иногда с этим бездельником, любившим читать те же книги, что и он, разговоры заводились более откровенные, чем с кем-либо в полку или в обществе.
Приняв барскую шинель, долговязый Федька лениво почесался.
– Не забудь Каурку покормить, а то с щенком все обязанности забросил, я смотрю, – строго напомнил Ланской.
– Не забуду, ваша милость… Какие новости у царя? – фамильярно осклабился тот с полотенцем в руке, пока Пётр мыл руки перед обедом.
