Он увидел тень, бредущую вдоль дороги. В
сумерках, в тёмном пространстве между фонарями её было почти не видно. Александр
мог бы сбить девчонку, если бы взял чуть правее. Он намотал уже полсотни миль,
но огонь в груди не переставал полыхать ни минуты. Стоило бы хорошенько выпить
и лечь спать, а не гонять вдоль побережья, едва смотря на дорогу. Могло бы
случиться непоправимое. Она как привидение…
Он резко ударил по тормозам, и машина
застыла на обочине шоссе. Александр посмотрел в отражение зеркала заднего вида.
Девушка всё так же шла по кромке дороги. Она словно не заметила, что в паре
сантиметров от её безвольно болтающейся вдоль тела руки только что пронёсся
автомобиль. Воскресенский чуть сдал назад и торопливо распахнул дверцу машины.
— Дамочка, это проезжая часть!
Она ничего не ответила ему, только замедлила
шаг и споткнулась. Её нога завернулась набок, слетев с высокой шпильки. Девушка
неловко замахала руками, но выстояла. Александр заметил, что каблук у неё
сломан.
Он оглядел её снизу доверху: её
темно-бордовое платье было измято и испачкано, бретель на правом плече была
надорвана, и платье то и дело соскальзывало вниз, обнажая высокую полную грудь
— девушка постоянно поправляла ткань, пытаясь сохранить приличный вид. Он
увидел тёмные пятна на её коленях. Подойдя поближе, понял, что это ссадины. У
неё были синяки на плечах, на лице — чёрные разводы туши. Из истрепавшейся
причёски выбились локоны. Напуганная, избитая, она не выглядела бродяжкой или
женщиной «низкой социальной ответственности». Тут такие не ходят вдоль дорог.
Дальше по пути была Жуковка, весьма
приличный район. Она, похоже, шла откуда-то оттуда. Наверное, из местных. Какой-то
зажравшийся мудак её, похоже, избил. Александр потёр шею, словно на ней всё
удавкой висел галстук, валяющийся теперь на сиденье машины. У них так не
поступают. У них женщин не бьют. Женщин убивают выстрелом в грудь…
— Девушка?
Она остановилась, но так и не подняла на
него взгляда. Александр вышел из машины.
— Что случилось?
У неё вдруг мелко затряслись плечи. Её рот,
слишком крупный для такого маленького лица, скривился в рыданиях. Она
всхлипнула и, поднеся ладони к губам, а потом подломилась, словно сухая ветка. Александр
поймал её почти у самой земли.
— Девушка?!
Она была удивительно лёгкой, но в то же
время неудобной — длинные руки, ноги, болтающаяся голова — она словно
разваливалась на части. У неё пылала кожа, будто при температуре. Воскресенский
подхватил её за подмышки и талию, тщетно пытаясь заставить её подержаться на
ногах хотя бы секунду, чтобы перехватить поудобнее. Но колени у неё подгибались,
как у куклы. Ткань платья проскальзывала и собиралась в складки, грудь
оголялась то и дело. Александр дважды едва не упал вместе с ней в дорожную
пыль, пытаясь случайно не раздеть её.
Воскресенский, наконец, сумел взять её на
руки. Лямка платья с треском порвалась окончательно, Александр быстро прижал её
оголившуюся грудь к себе, чтобы не видеть. Было неловко. Она вздрагивала в его
руках, доверчиво комкая лацканы его пиджака.
Самый ужасный вечер в его жизни не думал
заканчиваться. Откуда только взялась эта странная девица? От неё не пахло
алкоголем. От волос тянулся лёгкий аромат цветочных духов с оттенком мандарина.
Её длинные тонкие пальцы покрывал аккуратный пепельно-розовый маникюр. При ней
не было сумочки, а значит, не было ни документов, ни телефона. Александр
судорожно соображал, что делать с ней дальше. Просто высадить её на стоянке
такси с пятитысячной купюрой в руках? И скинуть с себя ответственность? Он так
не мог. И что делать с ней, если она не заговорит? Везти в больницу? А если её
там найдут те, кто это сделал с ней? Чёрт знает тчто!
