Читать онлайн Мария Кай - Цена за общество

Тьма испытывает лишь тех, кто готов бороться.

И когда кажется, что света больше нет – именно тогда он ближе всего к тебе.

За пределами Купола смерть.

Ядовитый воздух. Мертвая земля. Тусклое солнце, цвет которого никто не видел вживую.

С самого рождения нас учили бояться времени, когда Купол померкнет и обнажит небо. Сегодня он бледно мерцал где-то высоко над головой и сквозь мутную пелену можно было разглядеть отпечаток ускользающей луны. Но больше чем исчезновение Купола, меня страшила тишина.

Тишина в Реликте всегда звучала как предвестник беды, особенно когда вдалеке показывались черные фигуры. В детстве я верила, что под темными масками законников нет людей – лишь холодная пустота. Они ждали добычу, как голодные звери. Сегодня я могла стать одной из них.

Законники носили черную форму и маски с темными стеклами, закрывающими лицо. Через них невозможно было разглядеть даже намека на человеческие черты. Бездушные создания, чья цель охранять и держать нас в страхе. Автоматы наперевес, как продолжение рук, придавали устрашающий вид. Теперь, повзрослев, это ощущение не ушло. Каждый раз, видя их, по спине пробегал холодок. Единственным желанием было поскорее скрыться с пути, минуя молчаливую власть, исходящую от масок. Одно появление темных фигур заставляло жителей Основного сектора опускать головы и ускорять шаг, словно этот жест мог уберечь от внимания.

Улицы нашего сектора всегда казались мне особенно мрачными. Серые здания с облупившейся штукатуркой выглядели как старые, израненные гиганты, что с годами потеряли былую силу. На некоторых домах виднелись следы неумелого ремонта – заплатки из нового кирпича или куски свежей краски, будто кто-то пытался бороться с разрушениями. Но это было бессмысленно. Время брало свое, медленно съедая остатки прежней красоты.

Пыль, скопившаяся на узких улицах, поднималась от моих шагов, напоминая, что здесь все застыло, словно люди и здания утомились бороться за свое существование.

Опустив голову ниже, я шла по краю дороги среди рабочих, что спешили на посевные поля.

Несколько капель пота скатились между лопаток. Сегодня стоял неожиданно жаркий день для начала весны. Солнце безжалостно припекало, но я не могла скинуть капюшон старой пуховки, чтобы не привлекать внимание законников. Они стояли в паре метров от поворота, на котором я собиралась юркнуть в щель в заборе.

На секунду я подняла глаза от дороги, и мне показалось, что один из них сквозь черную маску смотрит на меня. Засунув руки в карманы, я ускорила шаг и пристроилась за спинами мужчин, медленно плетущихся с лопатами наперевес.

О чем я думала, когда решила пойти на Барахолку за день до Посвящения? Знала ведь, что это любимый день законников со времен первого мятежа. Они только и ждали момента, чтобы заработать очередную нашивку на форму за помощь в предотвращении краха Реликта. Вот уже четыре года не было слухов о возможных потасовках. Люди больше не решались противостоять Магистериуму. Еще свежи были в памяти кадры публичных приговоров для мятежников. Я не знала точно, что произошло тогда. В школе нам сказали лишь о бунте рабочих, а вот Барахолка несколько месяцев шепталась о жестокости Магистров и кровавом исходе мятежа.

Барахолка была единственным местом, где можно почувствовать себя свободной, или, по крайней мере, поверить в это. Там не было строгих правил и вечного контроля Магистериума, будто этот кусок земли выпал из их цепких рук. Люди собирались, чтобы обмениваться вещами, разговаривать и, кажется, забыть хоть ненадолго о правилах, которые сковывали нас повсюду. Магистериум закрывал глаза на это место. А мы верили в иллюзию независимости. На Барахолке следовало быть осторожной, не привлекать внимания, не болтать лишнего и избегать конфликтов. Но мне все равно нравилось это ощущение свободы, пусть и не настоящее.

Путь до Барахолки всегда вызывал во мне азарт. Сначала нужно незаметно выбраться из школы. Пересечь самую оживленную и утыканную камерами видеонаблюдения площадь. Пройти десяток кварталов, сливаясь с толпой. Скрыться в темном переулке и пролезть в щель. Благо я всегда отличалась худым телосложением и могла без проблем проскользнуть на другую сторону.

Посильнее накинув капюшон, я дождалась момента, когда законники отвлекутся на проходящих рабочих, и исчезла в темноте.

Барахолка была моим любимым местом в Реликте. Кто-то бы сказал, что хуже места не придумаешь, а я любила все, что там было. Несколько сотен прилавков со всем, что твоей душе угодно. Гул от вечных споров барахольщиков, грохот торговых тележек с новыми невиданными артефактами, запах жареной картошки и подгорелого масла, чавкающая грязь под ботинками. Все это было моим ощущением свободы.

Я вдохнула зловоние Барахолки и направилась в глубь рядов, проделывая этот путь не первый раз.

Прилавок старого Бордара находился почти в центре. Одноухий старик был моим любимым барахольщиком. Мы познакомились девять лет назад, когда я хотела украсть у него два огромных яблока.

Бордар натужно тащил по площади тележку, из которой раздавался аппетитный аромат. Нам тогда все время хотелось есть, в школьной столовой кормили два раза в день, и нашим растущим организмам этого явно не хватало. К тому же яблок не давали уже пару месяцев.

Кейси первая озвучила идею проследить за одноухим и «одолжить» у него пару фруктов. Эта авантюра меня пугала, но голод пересилил.

Мы долго тащились за Бордаром, предполагая, что неплохо маскируемся. Добрели до темного переулка, где одноухий просто испарился. Облазив все углы, подумали, что это были просто грезы. Нам все привиделось. Потом я случайно зацепилась пуховкой за отогнутый край забора. Створка приоткрылась, и меня затянула внутрь сильная загорелая рука.

Мне было семь и, возможно, Бордар ожидал, что я начну визжать от страха. Уставившись на маленькое отверстие вместо уха, я спросила: «Тебе было очень больно?». Изуродованная кожа не вызвала во мне ужаса.

Как сказал Бордар, это покорило его навсегда. Он приподнял уголки губ и не успел ответить, как с криками к нам завалилась Кейси. Но увидев, что одноухий поставил меня на землю, тут же замолчала.

Бордар оказался добрым малым, хотя сам себя таким не считал. Он не отдал нам яблоки просто так. Первое правило торговцев гласило: любая вещица на барахолке пригодится. И Кейси пришлось расстаться со своим новеньким шарфом. Бордар часто шутил, что в тот день ему следовало свернуть нам шеи, ведь мы стали для него изрядной занозой в заднице.

Сегодня я искала Бордара с особым волнением и предвкушением. Он обещал раздобыть нечто особенное. То, чего я еще никогда не видела и, скорее всего, никогда не увижу в Реликте.

Я кралась на цыпочках, стараясь не издавать чавкающий звук грязными ботинками.

Старик, сгорбившись, сидел спиной ко мне:

– Так ты никогда меня не поймаешь, маленькая воровка. Топаешь как рота курсантов на плацу. – Бордар повернул голову здоровым ухом в мою сторону, и я заметила его кривую, но уже такую привычную улыбку.

– Даю сто яблок, что ты притворяешься глухим, а на самом деле твое невидимое ухо все-таки слышит. – Я похлопала его по плечу и приземлилась на соседний стул, наконец-то скинув капюшон и почувствовав прохладный ветерок на вспотевшей шее.

– Ты никогда не рассказывал, как потерял ухо.

Я смотрела на Бордара, ища в его глазах знакомую тень мрачной решимости. Он едва заметно кивнул, продолжая разбирать коробку с разноцветными бусинами.

– Было это лет двадцать назад, когда я еще с группой барахольщиков налет на консервный завод устроил, – начал он, словно рассказывая байку о ком-то другом. – Присмотрели тогда пару ящиков, а то на Барахолке еды было негусто. Решили взять, чтобы продать. Но кто ж знал, что законники нас засекут. Наказания за воровство в Реликте суровы, сама знаешь. У них ведь полномочия почти безграничные. Сами решают, как наказывать таких, как мы.

– И за это тебе ухо?

Я всматривалась в его лицо, понимая, что за грубостью кроется что-то большее.

Бордар усмехнулся, но в его глазах мелькнуло нечто зловещее.

– Отрезали, да. Даже суда не было, только пара минут допроса – и нож. Им все равно, кто ты, что ты, виноват или нет. Главное, пойман. Законники здесь как звери голодные. Их слово решающее. Не шутят они с такими, как мы, и ты уж знай, что в этой жизни тебе ничего просто так не дадут.

Я замолчала, раздумывая над его словами. Законники были обычной частью нашей жизни. Мы старались обходить их стороной. Каждый знал, что они имеют полную власть над судьбами людей, и это всегда пугало. В этот момент мое предстоящее Посвящение казалось еще большим капканом.

– Волнуешься? – тихо спросил Бордар.

– Ты же знаешь, что мне все равно. Я иду туда ради Кейси. Так бы давно ушла с тобой за купол, – холодно ответила я.

Хотя на самом деле огонь давно пожирал меня где-то между ребер. Я всей душой не хотела того, что должно произойти в ближайший день, и уже придумала план, как мы с Кейси станем самыми успешными барахольщиками Реликта. Но чуда не произошло. В двенадцать лет на меня обрушилась неизбежность уготованного мне Реликтом будущего.

– Все будет хорошо, Тали, – прошептал Бордар.

Я замерла от слов старика. Он называл меня по имени, когда был не в духе или когда хотел от меня поскорее избавиться. Мне стало не по себе, но я не успела ничего ответить, как Бордар резко выдернул руку из коробки и произнес:

– Попалась, вторая! Так и знал, что сохранил обе. – В руках Бордара была маленькая розовая бусина с перламутровым отливом.

Он смотрел на нее, и почти беззубым ртом широко улыбался, будто нашел самое долгожданное сокровище, ну, или съел огромную порцию мясного гуляша, что было даже лучше.

Я молча таращилась на старика, не понимая восторга от обычной бусины. Он повертел ее в сморщенных пальцах, а потом тихо произнес:

– Это конк – очень редкая жемчужина. Мои предки были ныряльщиками. И однажды нашли это. – Он протянул мне бусину, и я ощутила ее прохладу на ладони, – Приглядись внимательнее. Что видишь?

Я поднесла ее к глазам и увидела внутри россыпь искрящихся трещин. Они переливались разными оттенками розового, фиолетового, голубого.

– Было трудно ее раздобыть. Такие попадаются крайне редко, одна на двадцать тысяч. И мои предки могли бы разбогатеть, продав конк, но решили сделать эту бусину символом удачи и передавали от отца к сыну. – Старик тяжело выдохнул. – На мне, как ты понимаешь, эта традиция и закончилась.

Я знала, что у него нет семьи. Это был его выбор, так он всегда говорил. Одноухий часто спорил с Кейси о необходимости семьи. Та убеждала, что на семейных ценностях держится наш Реликт, цитировала учебник семейной жизни, что наша задача – продолжить наследие человечества. Бордар всегда лишь громко хохотал и говорил, что хотел бы увидеть Кейси лет через двадцать, замужем за офицером и с тремя орущими спиногрызами. Вот тогда бы он поговорил с ней на тему семьи.

Я же была полностью на стороне старика и считала, что лучше быть свободным барахольщиком, чем какая–то туманная жизнь с незнакомым человеком. Я понимала Бордара и не понимала Кейси. Она выросла в полной семье, а я видела только школу и совсем не помню своих родителей. Но вслух в таких спорах никогда ни чью сторону не занимала.

Потом одноухий протянул мне вторую жемчужину. Она была похожа на первую, но форма напоминала каплю дождя, свисающую с подоконника и готовую вот–вот приземлиться на землю. Она была такая… неправильная, в сравнении с той, идеально круглой, что уже лежала в моей ладони.