Почему люди не могут любить, как собаки?
Ведь один их взгляд, заменяет тысячи пустых человечьих.
Сирень
Под моим окном года печатает,
И проливает горечь алых дней.
Не большая, не маленькая, одетая в перчатки,
Гордая, но скудная сирень.
Не цветут уж долго ее руки,
Её душа иссохла до костей.
А рваные, потрёпанные брюки,
Визиты столь непрошенных гостей.
Пусть сока жизни – под расчёт,
Но нет, устала, но – не умерла.
Я верю, правда, она просто ждёт,
Когда наступит светлая пора.
Года идут, время забыло многих,
Сколько сестёр она послала в добрый путь?
Её не обходили стороною боги.
Но ни один не смог её прогнуть.
Я до конца не знаю, кто она…
Возможно, вовсе не Сиренью звать её.
Но лишь она, была мне искренне верна.
И я, не дал преподнести ей остриё.
Пускай ветер лет уносит за клён,
И состояние души – лишь вязкая мигрень.
Мечты сменяются дождливым сентябрём,
А я все жду… пока зацветёт моя сирень…
Коррида
Не завидуй мне! Никому не завидуй.
Ни белой завистью, ни черной гнилью.
Ты не знаешь сколько раз я падал на корриду,
Почуяв на плечах, ещё не появившиеся крылья.
Не завидуй мне, на общие тенденции.
Мы мёрли кровью, стачивая рвения, – по земле.
Достигли состояния душевной импотенции!
Не завидуй, – лучше просто пожалей.
Больно падать с высоты своей гордыни,
Прямо на песок, палящий горечью расплаты.
Как бык забьют ребром в глухой грудине,
Моих ошибок злые патлы.
Ты не знаешь сколько раз я падал на корриду,
Оседал на черных мышцах грязной пылью.
Не завидуй мне, прошу, никому не завидуй,
Почуяв за спиной, ещё не появившиеся крылья.
Рамки
Я с детства не люблю ограничения,
Моей свободы гордого сияния.
Я выходил за рамки своего суждения,
И еле втиснулся в это послание…
Мне было так тесно в этом пустом мире,
Что часто приходилось покидать его.
Но рамки, – заставляли меня думать шире,
И каждый день кончался новою главой.
Как звездам тесно на небесном своде,
Так тесно мне в цепях кричать.
И даже пусть, в самом стесняющем исходе,
Зажавшись между строчек я хочу сказать:
Мою историю не запихнёшь и в рамки Книги.
Мне трудно в рамках поднебесных.
Мне тесно в рамке у тебя на снимке.
Мне даже в похоронной рамке будет тесно.
Тьма и свет
Я вижу лишь тьму, за мысом доброй Надежды,
Что омывает дымом – последняя сигарета.
Больше не жажду тени, как это было прежде,
Я живу в тьме, чтоб подарить щепотку света.
Я начинаю бояться черную пустоту,
Здесь сердце поэта всем, – игрушка.
Тут все дороги сводят к разведённому мосту,
Все живут меньше, чем накликала кукушка.
А холст будущего, как и настоящего, – размыт,
Уже давно сгорел иллюзией рассвет.
Я скажу тебе так, – я не боюсь этой тьмы.
Я лишь:
Боюсь не оправдать белый свет…
Теряли?
Скажите, вы когда-нибудь себя теряли?
Ища смысл в наскучившем шуршании дней.
Собирали ли заново, по деталям —
Маршрут, что держит вас ровней?
Вы теряли с собою весь мир,
Что ковром был у ног ваших брошен?
Вы душу протирали до дыр,
Пытались найти путь по следам из крошек?
Оставляя на душе грязный камень,
В безнадёжности дней пропадали?
Разговаривая со стрелками над часами,
Вы сводили начало с концами?
Хотя откуда вам все это знать?
Вы в начале пути, спотыкаясь, упали…
Вы не смогли себя потерять,
Нет… Вы даже себя не искали…
Самолёт
Кто вы? Что вы?
Огоньки полосы ли посадочной?
Или механизм концентрации боли,
В мир где ее и так достаточно?
А я, – маленький пустой самолёт,
Что смотрит на всех с высоты.
Что однажды отправился в свой первый полёт,
