Читать онлайн Василий Боярков - Центр жестокости и порока

Несколько севернее и немного восточнее столицы располагается он – город грез и желаний, греха и порока, забвения и падения нравов, а кроме всего перечисленного, еще и наивных, тщетных надежд, и в то же время немыслимого, пьянящего наслаждения (всего того что так влечет и манит к себе современного человека) – иными словами, центр особой формы социально-экономической и политической организации общества. Его можно назвать пунктом развлечений и отдыха; он был создан искусственно и вместил в себя большинство азартных, игровых заведений – в общем, если его с чем-то и сравнивать, то наиболее подходит американский Лас-Вегас, правда, российский вариант пока еще не выделяется большими размерами, потому как предполагаемый игорный мегаполис еще только растет и, как бы поточнее сказать, всё еще развивается. Однако, хотя основное население Рос-Дилера (а именно так называется «прибежище» тех, кто мечтает о быстрой наживе) не превышает еще и четырехсот пятидесяти тысяч постоянно проживающих граждан, но город уже имеет необходимую к нормальной жизнедеятельности инфраструктуру, способную обеспечить привычное существование человека.

Вечер. На улице темно и страшно, гуляет промозглый осенний ветер. Время плавно приближается к ночи. По слабоосвещенной, близлежащей к окраине улочке, где изо всех возможных фонарей едва ли горит один либо же два, пробирается незнакомец, перепуганный до непередаваемой жути и имеющий неприятную, отталкивающую наружность (таких в просторечии называют бомжами). Мужчина (а он, конечно же, является неким подобием представителя сильного пола) давно уже достиг пятидесятилетнего возраста и, очевидно, много лет назад разочаровался в несостоявшейся жизни, где так и не смог добиться каких-либо значимых результатов. Останавливаясь на его внешности, можно отметить, что, не обладая высоким ростом, отчаявшийся беглец имеет фигуру, вероятно, некогда коренастую, но вместе с тем и исхудалую, сломленную длительными невзгодами, а еще, что кажется в ней примечательным, она обозначается очень уж неприятным видом: особо выделяется давно немытая круглая голова, нисколько не умаляющая первого впечатления (она всклокочена, волосы когда-то, видимо, были рыжими, но уже давно уже поседели и переходят в точно такую же неприятную бороду); глаза расширены от охватившего страха, вырисовываются необычайно ярким, голубоватым цветом, сравнимым разве что с водной гладью чистого озера, и не выражают в наступивший момент ничего, кроме одного беспредельного, можно сказать, животного ужаса (выражение отлично передается чересчур яркой окраской радужки, граничащей с невероятными по белизне глазными склерами); само же лицо покрыто черной, въевшейся в кожу омерзительной коркой; одет он (как раз для позднего осеннего времени) в нестиранную матерчатую фуфайку, буквально пропитанную грязным, серо-черным оттенком, и такие же в точности брюки; на ногах обуты солдатские ботинки, разваливающиеся от долгой службы и отличающиеся отклеившейся подошвой и полностью отсутствующими шнурками (здесь можно лишь удивляться, как носимые предметы обуви до сих пор еще не свалились); шапка отсутствует.

Прихрамывая на правую ногу, «человекоподобное существо», не переставая таращить безумные зенки, выпученные от жути и блестящие в темноте сверкающими белками, постоянно оглядывается назад, как бы опасаясь чего-то кошмарного, что, несомненно, преследует его сзади. Однако на улице в основном тихо и не видно ни единого человека, пусть даже и непроизвольно оказавшегося на отдаленной окраине; принимая же во внимание отчужденность интересующей местности, не слышатся и звуки обычной городской жизни, такие, скажем, как проезжающий автотранспорт либо разговоры случайных прохожих; только где-то в отдалении раздается возбужденный лай остервенелой собаки, встревоженной каким-то необычным явлением. Мужчина очень устал, о чем отчетливо свидетельствуют его учащенная, отдающая сиплым тоном отдышка, почти непрекращающийся кашель и с огромным трудом передвигающиеся конечности. Не наблюдая за собой преследования, он останавливается и начинает вертеть лохматой головой, поворачивая ее из стороны в сторону, словно бы ожидая какого-то неожиданного подвоха, наполненного жутью и явно для него не очень приятного. Он стоит посередине пустынной улочки, простирающейся в длину на расстояние не менее километра, где в центре располагается асфальтированная дорога, способная вместить на своей ширине не более одного транспортного средства за раз, а по бокам – и с той и с другой стороны – выстроены в два ряда одноэтажные новехонькие постройки, не указывающие на слишком большую состоятельность жителей; такой вывод напрашивается из-за их небольших размеров (они явно не являются коттеджного типа), а еще и обладают небольшой приусадебной территорией и не отличаются значительной дороговизной железных разноцветных заборов.

– Где он? – дрожащим голосом промолвил перепуганный бомжеватый путник, сощуренным взглядом всматриваясь в ночной, почти сплошной, сумрак, словно бы пытаясь угадать, что скрывается за непроглядной таинственной теменью. – Вроде бы не видать?.. Может, все-таки отпустил или же – что будет нисколько не хуже – решил забрать себе кого-нибудь более привлекательного?.. Такой вариант лично меня бы вполне устроил… а то выбрал меня – а я что? – я и так «по жизни» давно потерянный человек… и сам скоро сдохну, и притом без чьей-либо помощи. Хоть бы оно так всё и было…

Но, словно в противовес его ошалелым мыслям, из небольшого прогона, примыкающего к основной уличной автодороге и располагающегося в самом ее начале, вначале показывается затуманенное, сумрачное свечение, по мере приближения к повороту становящееся всё более ярче, а потом появляется… гроб, передвигающийся самостоятельно, на приделанных к его нижней части колесиках. Рядом никого нет, и он, если можно так выразиться, едет совершенно один, никем не управляемый и нагоняющий тоску и ужас на одинокого мужчину, непроизвольно открывшего рот и трясущегося от страха. Как же он выглядит? Обыкновенная, сколоченная из досок, конструкция, она сужается как к нижней части, так аналогично и к верхней; снаружи устройство выглядит оббитым мрачным, темно-зеленым сукном, на крышке украшенным незамысловатым черным крестом, тряпичным и грубо обрезанным по каждому краю; к основанию, как уже сказано, на поперечных осях крепятся целиковые маленькие колесики, насчитывающие общим количеством четыре штуки – два спереди и два сзади – где обод, для смягчения сцепления с почвой, оборудован прочной резиновой оболочкой; сейчас между составными элементами имеется едва заметный зазор, через который просачивается невероятное, просто «кошмарящее», свечение, имеющее зеленовато-голубоватый оттенок; в то же самое время происходит и странное дуновение, выпускающее наружу словно какой-то адский, потусторонний «дымочек»; оси слегка поскрипывают и металлическим, несмазанным звуком наводят еще больше трепетного, суеверного ужаса.

Беглец созерцал представившуюся картину не более двадцати секунд, словно бы зачарованный разглядывая необычную в привычном мире картину, после чего с возгласом: «У, «мать его в душу…», пропади оно всё пропадом!» – кинулся бежать дальше. Странный человек, опустившийся в социальном смысле, перебирал заплетавшимися, хромыми ногами, двигаясь вперед, ничего перед собой не видя и совершенно не размышляя, куда пролегает его путь в последующем и куда ведет его страшный, если не говорить потусторонний, феномен; неудивительно, что когда он оказался на самом краю внезапно закончившегося проулка, то уперся прямиком в городское кладбище, существовавшее здесь еще со времен располагавшейся рядом древней языческой деревушки, заселенной еще в тринадцатом веке. Итак, кульминация была очевидна, и вот как раз сейчас отброс современного общества отчетливо понял – и это не вызывало сомнений! – что к страшному месту его привели по жуткому, просто холодившему в жилах кровь, назначению. Однако поворачивать и искать другую дорогу времени не было, так как следовавшая сзади «адская машина» приближалась все ближе, неотвратимо загоняя его на территорию нагоняющего ужас погоста; выбора не было, и пропахший въевшимися в тело смрадной вонью и страхом бомж ступил на пугавшую «до коликов в желудке» часть местности (ограждения не было и поступить так было совсем нетрудно). А что же так называемое «дьявольское устройство»? Оно словно бы только и ждало сотворения жеста отчаяния, как будто бы именно он и был ему нужен; слегка увеличив среднюю скорость, «сатанинское приспособление» устремилось вслед за загнанной жертвой.

Отщепенец социального общества, едва лишь ступив на заросшую высохшей травой почву погоста, услышал позади себя негромкую музыку, исходившую изнутри жуткого гроба и невероятно мрачной мелодией нагнетавшую еще гораздо большую кошмарную обстановку. Беглец следовал по ровному асфальтовому покрытию, продольной дорогой разделявшему кладбище на две неравные половины; он доковылял практически до середины, как впереди (то ли ему показалось, то ли было взаправду?) замаячили странные тени, как бы преграждавшие ему дальнейшее продвижение; на секунду бомж остановился, изучая близлежащую обстановку и выбирая для себя, куда можно двигаться дальше и где с большой долей вероятности, по его мнению, не возникнет препятствий. Искомый путь находился рядом, располагаясь от него по правую руку, и словно «манил» в себя ровной грунтовой дорожкой, уходившей в самую какую ни есть мрачную глубину и без того пугающей территории. Других вариантов «предоставлено» не было, и социально опущенный человек устремился в зачаровывавшее, заманивавшее пространство. Ему удалось «прохрамать» еще пару сотен метров, как он внезапно остановился.

Что же интересно явилось причиной неожиданно прекращенного бегства? Все очень просто: полуночный странник уперся в свежевырытую могилу, не позволяющую двигаться дальше. Однако и обойти ее прямо здесь никак бы не получилось, потому как и с правого бока, и в том числе с левого, располагались установленные в ряды надгробья, плотно прилегавшие друг к другу и огороженные металлическими оградами (его загнали на территорию, предназначенную для захоронения современных покойников); можно было, конечно, попробовать «пробиться» к спасению, перелезая через наваленную кучу свежей земли, только-только выкинутой из вырытой ямы, что, к слову сказать, омерзительный, грязный мужчина и попробовал в ту же секунду проделать. Вместе с тем грунт оказался глинистым, вязким, липким, и, с первой же попытки оставшись без правого башмака, надежно увязшего в землю, полностью отчаявшийся беглец наконец-то полностью осознал, что попал в специально приготовленную ловушку, надежно препятствовавшую его спасительному движению; назад двигаться также было бы бесполезно – негромкая, наводившая ужас музыка, издаваемая само собой катившимся гробом, слышалась и все ближе, и все отчетливее, не оставляя никаких маломальских сомнений, что избавления в сложившемся случае никакого не будет. Но и это было еще не все! Пересилив себя и оглянувшись назад, «опустившийся на самое дно человек» теперь отчетливо смог разглядеть (в том зеленовато-голубоватом свете, исходившим из адской конструкции), что те странные, страшные тени ему нисколько не померещились, а действительно приближаются сзади, однотипными, сумрачными тенями окружив доселе невиданное устройство, необычное, до невероятной жути «кошмарившее» и, по сути, наверное, все-таки сверхъестественное. Они представлялись абсолютно безликими, одетыми в полностью черное одеяние, где голова была скрыта за капюшоном и где (с первого взгляда могло бы так показаться) присутствовала, единственное, черная, пугавшая «до чертиков», полая пустота. Представившееся впечатление складывалось более чем реально, и бомж, так и оставаясь без одного, уже потерянного, ботинка, опустился на землю, встал на колени, уперся кулаками в грязную почву и приготовился умирать, справедливо полагая, что его сюда привели не ради какой-то пустой забавы. «Да, расчет в создавшейся ситуации совершенно верный: во всем белом свете не найдется ни одного человека, кто стал бы меня искать, – вот так я и сгину здесь никому не нужный, проживший жалкую жизнь – что не говори? – но все же впустую», – так рассуждал «морально опущенный» человек, готовясь встретить страшную, а главное, неизбежную участь. «Можно было, конечно, подумать, что сейчас претворяется чья-нибудь злая шутка, – продолжал он мучительные измышления, поникнув едва ли не к самой земле, – но у меня ведь совсем не осталось знакомых, способных на мерзкий, отвратительный розыгрыш, а значит, меня сюда пригнали целенаправленно, исключительно для моего бесславного умерщвления. Итак, спасения нет! Статус же «пропавшего без вести» я обрел уже лет эдак семь или восемь назад, хм… тем более что – как я слышал из надежных источников – похожий случай происходит в городе уже не впервые, и я буду отнюдь не первым, кто неожиданно канул в безвестную лету».