Внезапно! Мужчина, потерявший всякий облик, приемлемый обывательскому сознанию, как вольно, так в точности и невольно, почувствовал на своем лице совсем не мистический, а всецело человеческий пинок тяжелого, закругленного на конце ботинка. Вслед за причиненной болью голос, звучавший словно из загробного мира, неожиданно молвил:
– Я сумрачный Хранитель доходного места и, поскольку обличен могущественными, страшными полномочиями, обязан тебя спросить: ты по что это грязный, вонючий «бомжара» засоряешь прогнившим смрадом чистый воздух благопристойного города?! Разве ты, «поганый мерзавец», не знаешь, что сюда едут самые богатые и знатные члены элитного общества, чтобы просаживать у нас огромные накопления?! Ты же, «скользкая гнида», отталкивающим, отвратительным видом их только отпугиваешь, порочишь с невероятным трудом добытую репутацию и принижаешь значимость самого рентабельного бизнеса, причем, заметь, в масштабе всего российского огромнейшего пространства. Вдобавок ко всему сказанному, хочу, «срань господня», отметить, что подобные тебе, «гниль подзаборная», еще и нападают на беззащитных граждан, жестоко их избивают и впоследствии грабят – что ты, грязный урод, на предъявленные обвинения скажешь? Говори! Тебе предоставляется последнее слово, а потом мы будем судить тебя судом страшным и беспощадным, но в то же время самым, по нашему мнению, справедливым.
– Да что вы хотите узнать? – пролепетал перепуганный человек дрожавшим от страха голосом, сумев набраться храбрости, для того чтобы приподнять всклокоченную вихрами грязную голову и чтобы (сам не зная зачем?) попытаться разглядеть лицо говорившего; нетрудно понять, он различил только одну, сплошную, беспросветную и мрачную черноту. – Я живу здесь уже более семи лет, – продолжал он между делом оправдываться, – со дня основания города, когда здесь появилось самое первое казино. За первых три года я просадил в губительном, пагубном месте все своё, к слову стоит отметить, нехилое состояние, заработанное мною за долгие годы опаснейшей предпринимательской деятельности, где, честно признаюсь, я не всегда мирился с законом; в последующем – соответственно и как нетрудно догадаться – я стал от горя спиваться, а затем «по наклонной» стал «опускаться» все ниже и ниже. Что же, скажи́те, мне было делать?.. Я полностью утратил бизнесменскую хватку – возвращаться же к родным с пустыми руками? – совершить ничем не оправданную пакость мне совесть попросту не позволила; следовательно, все последние годы я живу печальным, невзрачным образом, никому не мешаю и потихоньку все глубже и глубже увязаю в объятьях беспробудного пьянства.
– Это никакое не оправдание! – грозным голосом гремел незнакомец, стоявший напротив и обезличенным, мрачным видом наводивший безысходную тоску и внутреннее смятение. – Я тебя, кажется, спросил: почему ты до сих пор здесь ошиваешься и не свалил «бомжевать» в какой-нибудь другой, менее комфортабельный, город, так как еще раз повторюсь – сюда устремляются люди солидные, важные, с кошельками до отказа набитыми нажитыми деньгами? Даю тебе последний шанс назвать хотя бы одну убедительную причину, позволяющую тебе до сих пор оставаться живым и засорять наш красивый, благоустроенный город.
– Мне просто некуда было податься, – опустив книзу голову и приготовившись терпеть жестокие муки, проговорил невзрачный мужчина, давно потерявший всяческий интерес к радостям человеческой жизни; одновременно он утирал с лица кровь, струившуюся из носа, сломанного после недавнего удара ногой, – как я уже и сказал, последние пять лет – может быть, даже семь? – я не имею ни родных, ни каких-то более или менее приличных знакомых…
