Подняла лицо вверх, пытаясь собрать мысли в кучу и как-то… привести к единому знаменателю, что ли?
Мысли в стройные ряды не хотели. Они хотели броуновское движение, пьяный хоровод и прокрастинацию: завтра, всё завтра!
Сверху капало. Сбоку лакало.
Спохватившись, я открыла глаза, и возмущенно охнула: не послышалось! Эта морда шерстяная действительно лакала! Прямо мое молоко! Прямо из моего ковша!
Преисполнившись негодования, я пихнула собаку прочь, забыв про страх и пирожок…
И вот последнее было зря: покусы, как намекал сон-обморок, мне не грозили, а вот про хлебобулочные изделия в словах старой ведьмы ничего не было.
Щелкнули страшные зубы, я оцепенела, но зря: от пирожка меня избавили аккуратно и безболезненно.
Но совершенно бескомпромиссно.
— Твою ж… — выдохнула, глядя на удаляющуюся собачью спину, вернее, хвост-полено, — Песик… Как там тебя? Тебе же вредно!
Меня не то что не удостоили ответом — на меня даже не оглянулись.
Вот ведь!
Скотина… А я его в избу ночевать собиралась позвать: мне одной страшно, Гостемила Искрыча в горнице на пол спать не положишь, а этот как-никак беречь обязан по магическому договору с прежней хозяйкой!
— Ты бы, хозяюшка, всё ж зашла бы… Дождь ведь моросит…
Тоже мне — дождь. Так, морось легкая. А если послушать домового — это же нужно вставать, идти в избу, как-то добывать огонь, зажигать лучину, или, если мне повезло и здесь уже в ходу свечи, то свечу… а если не получится — то в темноте как-то подниматься наверх, в горницу, по лестнице в незнакомом доме, которые я при свете и не видела… Нет, не хочу!
Вздохнув, я кивнула:
— Сейчас, Гостемил Искрыч. Вот еще чуток посижу... а как пса зовут-то?
Забавно: глаза у домового светились в темноте, как у кошки, я отчетливо видела, что он растерянно заморгал.
— Так ведь это… Как хочешь, так и зови, матушка: он всё едино на кличку не откликается!
— А долго он у старой хозяйки жил? — лениво уточнила и сцедила зевок в кулак.
Гостемил Искрыч засопел, высчитывая:
— Да, почитай, месяца два, никак не меньше...
То, что песик это не простой, я уже догадалась. А теперь, выходит, что завели его специально для меня (при условии, конечно, что я не рехнулась и все это не грезится мне в медикаментозном бреду).
Дух-хранитель? Или какой-нибудь волшебный зверь? Собачий домовой?
Я снова зевнула, прикрыв ладонью рот.
День выдался непростой, мягко говоря, и он меня доконал. И над бы и впрямь встать, но… Огонь, свеча, ступеньки!
Прислонившись виском к косяку, я решила: еще немножечко посижу. Самую капельку…
Сон подкрался на мягких лапах.
4. Глава 3
А проснулась — снова в наверху. В темноте горницы, на мягкой перине, бережно укутанная в одеяло.
Надо Гостемилу Искрычу спаибо сказать. И сливок предложить — в благодарность и как извинения.
Все же, не дело это, когда совсем небольшому существу приходится такую лошадь таскать...
Обувь домовой с меня стянул, а вот одежду не осмелился — слава богу. Хоть он меня и таскает, как маленькую девочку. я все же вышла из того возраста, когда постороннему мужчине допустимо было бы меня раздеть.
Заботливый Гостемил искрыч прикрыл окошко станем. В щели тянуло свежим воздухом и прохладой, туманной сыростью — но в пуховом коконе было тепло и уютно.
Чувство времени уверенно шепнуло, что ночь едва перевалила за середину: часа два пополуночи, вряд ли больше…
Повозившись, я стянула с себя одежду, и ощутив, как с наслаждением расслабляется уставшее тело, снова нырнула под одеяло — досыпать.
