Улыбка Лина блеском могла соперничать с лежавшим повсюду снегом — довольная, непобедимая улыбка.
— Ты полюбишь мою страну, — сказал он уверенно.
Я даже ничего не ответила.
Лин снова взял меня за руку и повёл в сторону от башни, где стояло что-то вроде дощатого сарая, вокруг которого сновали парни из «ястребов». Меня насторожил необычный запах мокрой шерсти и странный звук, доносившийся из сарая. Басовитое... поскуливание?!
— Господи, что это?!
Это были собаки. Огромные, почти с меня в холке, лохматые чёрные собаки. Больше всего они походили на ньюфаундлендов, если, конечно, ньюфаундленды вырастали бы настолько, чтобы их можно было оседлать.
Потому что эти — были осёдланы. Осёдланы и навьючены. А ещё — их тут было целое стадо. Или правильно — «стая»? Штук двадцать одинаково чёрных, лоснящихся на солнце псов, влажные носы, чёрные поблескивающие глаза. Морды больше моей головы. Господи, одна такая «собачка» могла бы взять меня за шкирку и носить, как своего щеночка.
Лин подвёл меня к чёрной груде, лежащей на земле немного поодаль. При его приближении она тихо застучала хвостом.
Я никогда не боялась собак, но сейчас, когда Лин недвусмысленно велел мне залезать, я оробела. А что если я ей не понравлюсь, и она перекусит мне горло? Собака с такими габаритами могла бы сделать это в два счёта.
— Не бойся, — Лин взял мою ладонь и поднёс к собачьему носу. Я окаменела, но собака лишь повела несколько раз ноздрями, принюхиваясь, а потом высунула огромный розовый язык и мягко лизнула кончики моих пальцев.
— Щекотно, — я не сдержала улыбки.
— Его зовут Маф. Это значит «молния».
— Маф, — повторила я, чтобы запомнить слово. Чёрный хвост пса, похожий на поросшее шерстью полено, энергичнее застучал по снегу.
— Садись, — Лин помог мне влезть.
Седло оказалось удобное — ну, насколько я разбиралась в сёдлах, ни разу в жизни не садясь на лошадь. Не знаю, какими их делают у нас, а тут оно было широкое, кожаное, с удобными приступочками для ног. Из-под седла свисало что-то вроде попонки. Немного пугало, что подо мной — нечто живое, тёплое, большое, со своим характером и своими желаниями. Надеюсь, у здешних собак не в ходу сбрасывать наездников.
Прежде чем занять место сзади меня, Лин дунул в рог, который висел у него на поясе вместе с мечом и кучей других причиндалов, и громко объявил что-то на своём языке. Я уловила слова «сегодня вечером» и название места предполагаемой ночёвки. Видимо, Лин давал подчинённым ЦУ*1.
Парни ответили слаженным хором: «Ха-а». Похоже, это слово обозначало здесь что-то вроде «будет сделано» или «есть, сэр!».
Мне стало любопытно, почему все слушают Лина. Он явно не был среди этих парней самым старшим, но к нему относились с почтением, его приказы тут же исполнялись, да и сам Лин вёл себя так, словно привык к беспрекословному подчинению.
Впрочем, спросить я не успела. Лин сел сзади, крикнул:
— Эхе-ей! — и чёрная громада под нами задвигалась, вставая.
Качнуло назад, вперёд, а потом, когда собака ринулась вниз по ущелью, затрясло так мощно, что я изо всех сил вцепилась в седло, опасаясь вверх тормашками улететь в снег.
Лин издал смешок, притягивая меня к себе. Сам подался вперёд, зажимая меня между холкой пса и своим телом. Так трясло куда меньше, и я облегчённо вздохнула. Вот это аттракцион. Почище американских горок.
Снежная равнина, утыканная елями, стелилась по обеим сторонам. Мы стремглав неслись вниз с горы, на которой стояла башня. Иногда нашего пса обгоняли другие, «ястребы» периодически свистели. Этот лихой разбойничий свист заставлял меня вжимать голову в плечи, не зная, чего ожидать: то ли нападения на нас, то ли, наоборот, что мы нападём и станем грабить караваны. Но, похоже, свист был не сигналом, а просто способом показать молодеческую удаль, потому что Лин вдруг привстал сзади меня и тоже оглушительно свистнул — а когда я двинула его локтем под рёбра, лишь довольно рассмеялся.
