Кто-то жжет сандал. Я принюхиваюсь к запаху, – приторному и одуряющему.
Выбиваю азбуку Морзе на приподнятом центре пепельницы и вдыхаю свежий воздух Хиллиарда.
В самом деле, Алекс, теперь этот запах успокаивает таких людей с расшатанными нервами как мы.
Я поднимаю ногу и забрасываю ее на седло Кларка, – какая ему к черту разница как к нему обращаются; сегодня Кларк, вчера Карл, послезавтра Рорч. Мне это нравится.
Наверное, в моем прошлом у меня в роду были техасские рейнджеры или кочевое племя.
Если бы у меня был дневник, наверное, я бы сошел с ума. Представляете, каждый раз записывать то, что ты делал в течении дня, выкладывать в сеть. И готов новый сайт. Любите меня и show me you luv. Я самая интересная ваша книга, словно надкусанное яблоко, выставленное как морковка на удочке перед носом осла.
На все про все у вас две минуты. Успели? Нет. Я тоже, отвечает пациентке врач-гинеколог.
– Интернет, это зло. Телевидение, зло. Враги повсюду, малышка. Враги! Читай газеты. В них пишут статьи злые журналюги…
Она внимательно слушает и кивает, и я даю ей понять, что говорю не серьезно.
О чем это я? Ах, да. Мне нужно остановиться и поесть. Снова.
Я соплю, наклоняя вниз голову, и достаю из кармана штанов карточку Visa. Иду к банкомату и снимаю, – двести пятьдесят тысяч помножить на десять и разделить на сто, двенадцать… два… двадцать четыре… десять… ноль… сто поделить на двенадцать… восемь. Итого две тысячи восемьдесят. Плюс проценты за перевод и с банковской операции, – грубо говоря восемьдесят. Всего две тысячи.
Я много не трачу. За день около пятидесяти баксов. Пятьсот остается на старость. Это как будто недоедать пиццу или класть в шкаф эклеры с картошкой. К тому же я не всегда останавливаюсь в придорожных мотелях. Сплю за рулем. Как? Останавливаясь на обочине, съезжаю с нее, кладу руки на руль, опускаю голову и сплю. Иногда, когда очень жарко расстилаю куртку и ложусь на землю.
– Сплю стоя, ем стоя, звоню родителям стоя, – говорит Эни. – Получаю удовольствие стоя…
В нашей стране для таких женщин есть специальная поговорка. Не буду интриговать. Посмотрите на любом.
Мне все равно, когда спать, – днем, ночью. Я подставляю щеки под лучи солнца, – жгучее и назойливое, словно муха. Подставляю под лунную тень. Мне все равно под чьи из них подставлять.
Двадцать на пятьдесят баксов, тысяча. Десять на двадцать – двести. Остается восемьсот баксов. Этого по горло достаточно на бензин, и безбедную старость.
Какая муха вас сегодня укусила, господин Дейви? Может быть хватит трусить пепел на свое будущее и передавать сос японским братьям?
«Что это у вас за кнопка такая, господин президент?». «А ничего, я так развлекаюсь»…
Бывают дни похожие на дни, которые я провел в Кагосиме, – серые и унылые, капающие тебе на голову с потолка словно темная вода. Был такой японский фильм с коричневыми паркетами и девяностыми годами, отражающими всю историю каменных восьмидесятых. Если вы не смотрели, то посмотрите обязательно. Ну, да я рекламирую теперь фильм. А что? Очень хороший, под настроение множества вероятностей, которые роятся в моей голове, когда я вспоминаю о старой Америке.
Эни прочно заняла место в моих фрустрациях.
Не буду больше курить, в животе плохо. Оставляю красную пепельницу на столе, беру и ставлю на скатерть чашку чая. Рисую круги ее донышком на пестроте, соприкасающиеся между собой точками математических областей. Словно ареалы рынков в таблицах по Межэк. Я об этом не многое знаю. Если вы спросите у ее менеджеров, они расскажут вам, что там, где они соприкасаются есть что сказать. Другой мир. Другие законы…
