– Возомнила себя монархом, Казимир. Нарушаешь законы.
– Слыхал, Джин? Я теперь монарх Арти. – Она вновь повернулась к стражам. – Законы, которые навязывают подобные вам, законы, которые состоят из набора слов, казалось бы доступного для понимания? Законы, очерняющие любого, кто хоть капельку смуглее вас? – Арти облокотилась на барную стойку. На свету страж и правда выделялся цветом кожи: бледный, едва ли не белый, как полотно. – Нет, сержант. Невозможно нарушить законы, согласно которым ты и человеком не считаешься.
Она была права. Законы Эттении были писаны для бледнолицых и зачастую ущемляли права обладателей иного цвета кожи. Вот почему жизнь, которую мог вести Маттео Андони, радикально отличалась от той, какую оставалось влачить подобным Арти.
Сержант с готовностью сверкнул глазами.
– Болезненная тема, да? Я тут прознал, что вы арендную плату задерживаете. Вечная проблема, когда такие, как вы, заявляются сюда – где мы привыкли соблюдать правила. Говорят, тебя и твою шайку вот-вот отсюда выселят – это всего лишь вопрос времени.
Джин нахмурился. Они исправно платили за аренду помещения – и всегда вовремя.
– Значит, пора уши прочистить, – ответила на это Арти, ничем не выдав тревоги.
– Почему тогда у тебя такой вид, будто ты хочешь меня прикончить? – ухмыльнувшись, спросил сержант.
– Да у меня всегда такое лицо, – пояснила Арти. – Видите ли, когда часто приходится зализывать собственные раны, привыкаешь к вкусу крови.
Сержант с минуту сверлил ее взглядом, вероятно соображая, как бы на это ответить, но в конце концов мотнул головой и приказал своим:
– Начинайте обыск.
Джин поморщился, когда стол и стул врезались в дальнюю стену зала, а вслед за ними – и несколько табуретов. Стражи вели себя в чайной как в игровом манеже – отдирали половицы возле приватных комнат, которые сейчас выглядели как обычные кабинки. Один из стражей заглянул в проем в полу, но ничего не нашел.
– Я не просил громить заведение, – устало произнес сержант. – Если собираетесь вскрывать пол, ищите участки с пустотами под ними.
– Как любезно с вашей стороны, – бросил Джин и, понизив голос, уточнил у Арти: – Что еще за разговоры про задержку арендной платы?
Арти не ответила. Что-то звонко разбилось.
Джин тяжко вздохнул и кивнул стражам, обыскивавшим «Дрейф».
– Помощь нужна?
Презрительно ухмыльнувшись, один из них присел на корточки у входа и постучал костяшками по дереву. Джин услышал проклятый гулкий звук даже из-за стойки.
Сержант посмотрел на Арти.
Та выдержала его взгляд.
– Да пожалуйста. Препятствовать не буду.
Джину хотелось остановить стража. Хотелось, чтобы ничего в жизни не менялось. Чтобы ничего не менялось в «Дрейфе», ведь его жизнь и «Дрейф» были единым целым. Сержант вставил кинжал в щель между истертыми половицами.
– Выруби второй рычаг, – шепнула Арти Джину.
После встречи с Маттео Андони она явно была не в себе, если решила, что это им как-то поможет. Лопнувшая лампа – старейшая из известных уловок. Самая дурацкая. Уловка салаги.
– Джин, – прошипела она.
Однажды по вине Арти его укокошат, и, умерев, он даже не сможет об этом поныть.
Джин нажал на нужный рычаг, который давным-давно сам установил под стойкой, – под потолком проскочила искра. Одна из множества неработающих лампочек щелкнула и зашипела. Все вскинули головы – свет лампы разгорался все ярче, она пугающе зажужжала и в конце концов взорвалась, осыпав стражей мелкими осколками. Бесполезный ныне провод закачался, но сержант, стряхнув с себя осколки, вернулся к делу.
