Октопус и Лютц заподозрили моего отца в том, что у него, поди-ка, есть другие тайные дети. Клаус спросил меня, что я думаю об отце, вот так прямо, без обиняков, и я ответила, что нахожу его довольно приятным человеком, причём сказала честно, но это вызвало у завсегдатаев «Пивной сходки Рози» взрыв веселья.
Рональд спросил, есть ли что-нибудь в меню, и это привело Клауса в смущение, потому что он и меню-то не мог поначалу найти. Пошёл, наконец, на кухню, вернулся через несколько минут и сообщил, что есть фрикадельки. И картофельный салат. Мы заказали, и он снова ушёл на кухню. Теперь оставался там подольше. Мы должны были потерпеть.
– Десять минут, – сказал Лютц.
– Я ставлю на шестнадцать, – сказал Ахим.
– Не меньше семнадцати, – сделал ставку Октопус. – Может, ему там придётся ещё ждать.
– Это точно, – подтвердил Рональд Папен. – Думаю, восемнадцать.
Потом каждый выложил на стойку по купюре в пять евро, и Ахим назвал вслух время начала отсчёта.
– Они всегда так делают, – сказал Алик в этом месте моего рассказа. – Устраивают спор на каждую ерунду.
В данном случае речь шла о том, сколько времени понадобится Клаусу, чтобы съездить на своём велосипеде до ближайшего киоска с картошкой фри, закупить там фрикадельки и картофельный салат, вернуться назад, примкнуть велосипед, пройти через заднюю дверь на кухню и разложить фрикадельки и картофельный салат по тарелкам.
Прошло ровно восемнадцать минут, и Клаус выбежал из кухни с двумя тарелками и воскликнул:
– Два раза фрикадельки с картофельным салатом для Картона и барышни.
Он поставил тарелки, и Ахим сказал:
– Восемнадцать, как я и говорил. Я рад, господа.
– Ты говорил шестнадцать, – сказал Лютц.
– Не говорил.
– Но и восемнадцать не говорил, – проворчал Октопус.
– Как раз восемнадцать и сказал.
Октопус повернулся ко мне и объявил:
– Вот пусть барышня рассудит. Кто что говорил?
Я выступила судьёй спора и констатировала, что на восемнадцать ставил Папен. Я сказала буквально следующее:
– «Восемнадцать» сказал мой папа.
То есть я произнесла это вслух. Впервые в жизни. В «Пивной сходке Рози». Поначалу до меня это даже не дошло, но я заметила растерянную улыбку Рональда Папена. Возможно, причина была и в том, что Ахим не оказал сопротивления, а собрал все купюры и передвинул к отцу. Одна даже угодила в картофельный салат.
– А о чём был спор? – спросил ни о чём не подозревающий Клаус.
– О возрасте Ким. А Картону-то лучше знать, – соврал Октопус, который потом ещё уверял всех, что принадлежит к старинному роду балтийской аристократии. Кто даст ему сотенную, тому он покажет фамильный герб, который в виде татуировки якобы увековечен на его левой ягодице. И потом даже немного обиделся, что компания проявила так мало интереса к его родословной. Это был очень весёлый вечер.
– Октопус крутой, – сказал Алик, когда я закончила свой рассказ.
– Ты его знаешь?
– Я тут всех знаю. Лютцу помогаю иногда в его мастерской, прибираюсь и так, сподручным. Попутно учусь кое-чему. А ты знаешь, почему Октопуса так зовут? – Он перевернулся на спину и зажмурился на солнце.
