– Ну, говорите, я же жду! – поторопил Марчевский.
– Вот, – Тараканов сунул руку в карман и вытянул из него за тонкую золотую цепочку изящное распятие. На небольшом нательном крестике была прикреплена искусно вырезанная из слоновой кости фигурка распятого Иисуса Христа. – Не откажите, пан полковник, а то я совсем издержался. Не сомневайтесь, золото всегда в цене. И обратите внимание, это очень старая работа. Оно ваше, если заплатите.
– Сколько? – с иронией поинтересовался полковник.
– Сто пятьдесят марок, – не моргнув глазом, ответил Тараканов. – Ни пфеннига меньше.
– А злотые вас не устроят? Покажите… – Марчевский взял протянутое распятие, повертел, рассматривая. На оборотной стороне было выгравировано: 25 декабря. – Дата Рождества Христова… Напомните, господин Тараканов, где мы могли встречаться раньше?
– В Польше «Б»[6], например. Вообще в Восточных кресах[7], когда там велась борьбе с коммунистическими партизанами. А злотые будут в цене еще не скоро. Берите, я вижу, вам нравится.
– У меня нет такой суммы. Но могу предложить сто марок, тоже неплохая цена.
– Хорошо, ни вам, ни мне! – хлопнул себя ладонью по колену Тараканов. – Пусть будет сто двадцать пять. Из уважения к дате!
Впервые за все время разговора бледная улыбка тронула губы пана Викентия. Он положил пистолет на стол и убрал распятие в карман пиджака.
– Скажите, Тараканов, сколько вам лет?
– Это имеет значение? – нимало не смутившись, ответил вопросом на вопрос бывший осведомитель политический полиции. – В отличие от женщин я не делаю секрета из своего возраста. Мне тридцать шесть. А что?
– Вы еще так молоды, – продолжая улыбаться, пояснил Марчевский, – но торгуетесь, как старый еврей на варшавской барахолке. Берите, что вам дают.
– На варшавской барахолке не бывал, не знаю, – парировал Тараканов. – Я вообще не бывал до войны в Варшаве, только проездом. Но деньги счет любят, пан полковник. Я на эти марки жить собираюсь, понятно? И во время войны надо есть, пить, где-то спать, что-то надевать на себя…
– Скоро лето, – меланхолично заметил пан Викентий.
– Еще не скоро, – огрызнулся гость, – до лета успеешь с голоду подохнуть. Давайте сто двадцать пять и разойдемся. А нет, так верните вещь, как-никак золотая. – Он требовательно протянул руку.
Марчевский даже удивился, какая длинная оказалась у Тараканова рука, а ее движение – неожиданное, гибкое, быстрое, как выпад опытного фехтовальщика.
– Не торопитесь, – поморщившись, полковник слегка отодвинул в сторону протянутую руку. – Я еще не решил окончательно. Скажите, что вы делали после нашего поражения в сентябре прошлого года? Извините за нескромность, но это все-таки вы пришли ко мне, а не я к вам, и происхождение предлагаемой вещи мне не совсем ясно.
– Боитесь купить краденое? – усмехнулся бывший осведомитель. – Зря! Теперь до этого никому нет дела. Впрочем, я объясню: это подарок одной хорошей женщины своему сыну. На обороте выгравирована дата его рождения. Нет, подарили не мне, я католик. Вам рассказать, как распятие попало в мои руки?
– Это не так интересно, – вяло махнул ладонью Марчевский.
Честно говоря, Тараканов его озадачил. С одной стороны – похоже, не лжет, но с другой… Сейчас время недоверия, и кто поручится, что сидящий перед ним человек именно тот, за кого он себя выдает? Немецкие спецслужбы работают грамотно, не брезгуя никакими средствами, они хорошо готовят своих людей, а бывший полковник не имел права рисковать, сразу и безоговорочно доверяясь незнакомцу. Слишком многое поставлено на карту в этой игре. Слишком многое!
