Человек слова - страница 19

Дождливая пятница, осень 2003 года. Шестнадцатая осень с момента нашей первой встречи в баре. В баре, повидавшем всякое за долгие годы. Два совладельца закрыли его и уехали работать за границу. А потом умерли. Ф., которому было немного за тридцать, попал в аварию за два месяца до рождения первенца. Той ночью он возвращался с долгой, полной задушевных разговоров встречи с М. – другом и бывшим напарником, которому в пятьдесят лет диагностировали рак без шанса на излечение. Первоначальное очарование этого места исчезло вместе с ними. Недавно ещё один наш друг выкупил его, восстановив в первоначальном блеске. Но мы наведываемся туда не часто. Мы никогда никуда не ходим по ночам. Только днём.

Странная и выматывающая неделя. Уже некоторое время назад у Него начались непонятные боли и жжение, не связанные с физической нагрузкой. По Его словам, как будто огонь в плече, который обжигает и тут же проходит. Мы, конечно, пошли к врачу – хорошо, что не пришлось тащить Его силком, потому что Он противится ходить к врачам, всегда противился. «Шейные позвонки», – сказали нам в первый раз, когда во время отпуска пришлось вызвать местную скорую. Поскольку, несмотря на лечение, боль продолжалась и сопровождалась необычными симптомами, несколько дней назад Он пошёл к врачу, которому доверяет. Это один из врачей, славящийся своим умением точно ставить диагноз, и к тому же наш друг. Но медицина – наука не математически точная, и множество мелких нюансов могут привести к ошибке, особенно когда пациент не из тех, кто проводит жизнь, вечно ходя по врачам. Более того, у Него никогда не было симптомов, хоть как-то свидетельствующих о том, что через пару часов его поразит клинок смерти. На самом деле Он всегда был не похож на других – и телом, и духом. Ему сложно идентифицировать боль. Говорит, это потому, что у Него никогда ничего не болело. В детстве – да. Но этого Он уже не помнит. В детстве Он страдал от разных древних, словно взятых из книг болезней, таких как тиф, от которого едва не умер, или этиловая кома, в которую Он впал в возрасте шести месяцев по вине няни, давшей Ему бутылочку с медицинским спиртом вместо минеральной воды. А ещё в юности Он переболел пневмотораксом, о чём вспоминал с большим удовольствием. Вынужденный соблюдать постельный режим, Он непрерывно принимал у себя гостей, вёл глубокомысленные беседы и читал запоем, в то время как Его родители состязались за звание кулинарного гения, готовя для Него изысканные кушанья.

Воспоминания о том времени так дороги Ему (хотя, конечно, бывали и трудные моменты, о чём свидетельствуют письма, которые хранят некоторые Его друзья), что сегодня, если спросишь, кем бы Ему хотелось быть, Он часто отвечает, что его призвание – быть выздоравливающим. Думаю, Он решил так в ранней юности, возможно, прочтя «Волшебную гору[18]». Тогда Он и понял, что именно в этом Его главное призвание. Ведь ни в каком другом состоянии невозможно читать, думать и располагать таким количеством свободного времени, не испытывая угрызений совести от того, что пренебрегаешь каким-нибудь ответственным делом. Никакое другое состояние не порождает той удивительной ясности ума, которую даёт мыслящему человеку соприкосновение с болезнью и приближение смерти. В любом случае, период выздоровления поразительно плодотворно послужил Его уму, но больше не повторился. С двадцати лет Он прожил ещё тридцать, не проболев ни единого дня, ни разу не переступив порога врачебного кабинета. Не испытав, по Его собственным словам, ни малейшего недомогания. «Никогда не чувствовал ни малейшей боли». Для меня это так странно, что я всё время сомневаюсь, правильно ли Он оценивает боль. Или у него такой высокий болевой порог, что Он не уделяет своим недомоганиям должного внимания. Или, может, не хочет ими докучать другим.