«Так это что же – и я изменился?» – хмыкнул Дамбус. «Ещё как, – кивнул Сумбад. – Даже глаза другого цвета. Ну ничего, нам долго подниматься, успеешь прежним стать. А я успею последнюю книгу дочитать: наверху таких нет».
Тут как раз устройство сработало. Начали они подъём. Сумбад в книгу уткнулся, а Дамбус зеркало схватил и смотрит, когда же цвет глаз восстановится.
Как бы искусно ни был устроен наш глубинный шланг, по которому сознание получает то, что ему нужно, от внешнего мира, всё доходит к нам изменённым. Учение, снабжающее нас представлениями о жизни, должно знать об этом и интересоваться происходящими метаморфозами – чтобы приготовленная им для нас мировоззренческая провизия оставалась съедобной. Если это так, если учение понимает, что работает на человека (и мы сами понимаем, что оно работает на нас), можно надеяться на успешное обеспечение нашей глубинной деятельности.
Если воздушная сила учения помогает нам летать, а не закручивает учение ветряным штопором в борьбе с другими учениями, нам не нужно от него прятаться.
Обо всём этом и нужно помнить нам, в каком-то отношении ветряным людям, а в каком-то глубинным, когда мы выбираем, какое из учений годится нам в проводники.
Мудробородая философия, объявляющая себя наукой и загромождающая наши головы многослойными изысками эрудиции, может помочь лишь небольшому количеству энтузиастов, у которых хватает сил докопаться до сути словесных формул и перевести их на свой внутренний язык. Нам нужна философия-искусство, чутко сопереживающая нам в наших жизненных поисках, помогающая нам увидеть, что для нас важнее всего, и идти по своим путям, не теряя самого важного из вида.
Мы не будем грустить о той философии, от которой бежим, если мы бежим навстречу своей философии.
Все знали: Бдам был озорником. Однажды он залез в лодку на причале, отцепил её и поплыл. Только вёсел там не было. Унесло его течением и принесло его на далёкий остров.
Здесь жили одни учителя. Обрадовались они Бдаму. Каждый его к себе тянет, каждый своему предмету учить хочет.
Спрашивает Бдам:
– А где же ваши ученики?
– Всех выучили, – говорят учителя.
– А кем я буду, когда вы меня выучите?
– Тоже учителем будешь, не хуже нас.
– Ха! – говорит Бдам. – так это уже не поозорничаешь.
И не стал вообще учиться.
Учителя за ним бегают, ловят, к себе тянут, уговаривают. А он одним озорством занимается. Рад-радёшенек такой жизни. Вырос, а всё озорничает.
Да только приехали на остров родители с очень грустным ребёнком. Искали, кто может научить его веселиться. Все учителя руками разводят, говорят: вам только Бдам поможет. Пришлось Бдаму стать учителем озорства. Такой уж остров оказался учительский.
