– Ты че, деточка, голосок потерял? – спросил тот же голос, и я наконец определил его источник. Со мной говорил волосатый мускулистый мужик, сидевший на нижней наре. Судя по его позе и месту, которое он занимал, в этой камере он пользовался авторитетом. С некоторым запозданием я вспомнил древний, как сами тюрьмы, воровской закон не плевать в тюрьме, которая для воров была родным домом.
– Не слышу ответу! – прорычал мужик, приподнимаясь. Его товарищи с верхних нар тоже приподнялись.
– А о чем с козлом тереть-то? – полюбопытствовал я вместо ответа, использовав одно из самых оскорбительных слов, какие только существуют в воровской фене. Оно явно оказалось интернациональным для всех воров, в том числе и местных. Казалось, обладателя хриплого голоса хватил паралич, до того он удивился. Один из его товарищей по нарам, быстрее разобравшийся в ситуации, спросил с искренним удивлением в голосе:
– Что там квакнула эта жаба?
– Что вы все козлы, – весело заявил я.
Мужик с пропитым голосом вскочил на ноги и шагнул ко мне, бормоча какие-то угрозы. Вот это я понимаю. Он думал, что я крепко влип, но на самом-то деле врепко влип не я, а он.
Я не стал точить с ним лясы на тему о том, кто, что и с кем сделает, а просто шагнул вперед и врезал ему как следует. Это надо было видеть. Мужик, только что перший на меня как танк, получил мой коронный аперкот в нижнюю челюсть и отлетел обратно на свою нару.
Остальные двое тут же решили ему помочь, но у них это не слишком получилось. Одному из них я, не дожидаясь, пока он спустится с нар, врещал ногой промеж его копыт, и парень свалился на пол с диким воплем, схватившись обеими руками за ушибленное место. Третий успел слезть и попер на меня. Я отступил к решетке, а затем бросился ему в ноги. Он грохнулся, и я тут же врезал ему ребром ладони по шее. Это его не упокоило, и он попытался обнять меня своими лапищами, но получил сложенными пикой пальцами левой руки точнехонько в солнечное сплетение, а кулаком правой в переносицу, после чего на время потерял ко мне всякий интерес. Я вскочил на ноги и отвесил хорошего, в лучших местных традициях, пинка парню, которому я заехал промеж ног, чтобы тот не вздумал включиться в драку.
– Осторожно, сзади! – крикнул лежавший под нарами человек.
Я резко обернулся. Обладатель хриплого голоса, пришедший в себя после моего аперкота, достал из-под своей подушки что-то, блеснувшее металлом, и прыгнул на меня, как тигр. Я легко перехватил его руку, забросил ее на свое плечо и потянул, резко наклонившись вперед. Перелетев через меня, хриплоголосый врезался в решетчатую дверь. Разумеется, дверь выдержала. В отличие от хриплоголосого, который бесформенной массой развалился на полу. Я развернулся и отвесил его приятелям еще по пинку, после чего они стали столь же безобидны, как и их предводитель. Перешагнув через их тела, я подобрал ту штуковину, которой пытался пырнуть меня хриплоголосый. Большая заточенная отвертка с плоской рукоятью, обмотанной изолентой. Похоже, в этом месте и впрямь соблюдают все древние традиции.
– Браво! – воскликнул предупредивший меня человек, вылезая из-под нар. – Я в восторге.
– Я тоже, – буркнул я, бросив отвертку на нижние нары. Потом я посмотрел на своего невольного помощничка. Он оказался невысоким, сутулым, с порядочной лысиной, в очках с треснувшим стеклом, с лицом, которое можно увидеть скорее в каком-нибудь университете, чем в тюрьме. Одежда его, измятая и грязная, когда-то явно была хорошим костюмом. Уж в костюмах-то я разбираюсь. Даже лучше, чем в тюрьмах.
