Виолетта Никифоровна растерянно моргнула. На какое-то мгновение, кажется, у неё в глазах промелькнули кадры из старых чёрно-белых фильмов про пионеров – про Костю Иночкина, например. Она опять моргнула. Провела рукой перед лицом, как будто пытаясь отогнать наваждение. Но Пионэр (вообще-то его положено называть именно так – с заглавной буквы П) никуда не пропал. Он терпеливо повторил:
– Здравствуйте, бабушка. Вам помочь?
Мысли Виолетты Никифоровны никак не могли выстроиться в искомый хозяйкой хоть какой-нибудь порядок.
– А? Что? Ох…
Правая рука Виолетты Никифоровны вне зависимости от её воли, сознания и порядка мыслей сотворила крестное знамение.
– Здравствуй, милок, – наконец выговорила она. – Кто ж тебя так вырядил-то?
Пионэр ответил – жизнерадостно, очень жизнерадостно, он полон жизни и радости на зависть всем изнемогающим от жары старикам.
– Никто, бабушка, меня не выряживал. Я сам выбрал форму одежды. По идейным, так сказать, соображениям.
Виолетта Никифоровна насторожилась. Развелось их нынче, идейных.
– Идейный, значит, – подозрительно протянула она.
– А то! – Пионэр бережно прислонил самокат к скамейке, а сам, поддёрнув брючки со стрелочками, легко присел рядом с Виолеттой Никифоровной. По всему было похоже, что он настроился на долгий задушевный разговор.
Если, конечно, к нему вообще можно применить синонимический ряд с корнем «душа».
Из-под скамейки не доносилось ни шороха. Муся, как ты там?..
– Конечно, идейный! Сейчас ведь без идеи стыдно жить! Я долго думал и решил, что современные герои – не мои герои. Посудите сами, на кого в наше время равняться порядочному молодому человеку? На резидентов Камеди-клаб? А почему они резиденты? И в каком социальном слое эта резидентура создаёт свою агентурную сеть? И какие цели у их агентов?
Увлекающийся мальчик.
Прямо на ходу он увлекся собственным монологом. Вскочил, закружил вокруг скамейки. Руками размахивает, ишь, взор горит, нос вспотел. Наклонился прямо к лицу Виолетты Никифоровны и тут же отошёл чуть ли не к светофору. Спохватился, вернулся. Опять кружит…
Муся дёргалась на поводке, как полоумная. Пока молча. Хотя нет, не молча. Она отчаянно взывала к хозяйке, кричала, можно сказать, благим матом на родном собачьем языке, но слышали её только сочувствующие зелёные души, которые, увы, и помочь-то ничем собаке не могли в силу своей обездвиженности.
Виолетта Никифоровна наблюдала за Пионэром, как заворожённая. Впрочем, почему «как».
– А я вам отвечу! Подрыв, развал, растление, да! А дармоеды из Дома-2?! Они же портят экологию Истринского района Московской области отходами своей безнравственной жизнедеятельности! А, да что говорить, вы всё равно не поймёте!
Виолетта Никифоровна вяло подумала, что надо бы что-то возразить, но Пионэр отмахнулся от этих её мыслей, как от мухи, позавтракавшей колбасой.
– Я строю свою жизнь, исходя из идеалов справедливого, равноправного общества, где все помогают всем, все могут всё, все получают по заслугам, возможностям и способностям! Если кто-то нуждается…
Миссури наконец не выдержала и издала из-под скамейки протяжный и тоскливый вой, который должен был быть понятен не только Виолетте Никифоровне, но и всему человечеству. И откуда он только зародился в её тщедушном лохматом существе!
Пионэр раздражённо цыкнул зубом. Собачки.
И как ни в чём ни бывало продолжил, слепя взор Виолетты Никифоровны своим отутюженным великолепием:
