Черчилль: частная жизнь - страница 26

Вспоминая же про оружейный обстрел, Уинстон заявит:

– Пули, да они даже не достойны упоминания. Я не верю, что Господь создал столь великую личность, как я, для столь прозаичного конца.[129]

В течение следующих двух недель Черчилль примет участие в сражениях при Домадоле, Загайи и Агре. Причем последние дни станут самыми опасными, особенно после того, как один из сослуживцев чуть не застрелит его, совершенно забыв про заряженный револьвер.[130]

Как и следовало ожидать, действия Уинстона произведут благоприятное впечатление на старших по званию. В официальный отчет о проделанной экспедиции будет вписано: «Генерал Джеффриз похвалил смелость и решительность лейтенанта 4-го гусарского полка У. Л. С. Черчилля за оказание полезной помощи в критический момент сражения». Кроме того, за участие в Малакандской кампании Уинстона наградят медалью Индии, а также значком «Пенджабский фронтовик».[131]

Военная слава и первые медали не скроют от Черчилля всех ужасов колониальной войны. В письме к своей бабушке, герцогине Мальборо, Уинстон напишет: «Я часто задаю себе вопрос – имеют ли британцы хоть малейшее представление о том, какую войну мы здесь ведем? Само слово „пощада" давно забыто. Туземцы жестоко пытают раненых и безжалостно уродуют тела убитых солдат. Наши солдаты также не щадят никого, будь то невредимый или раненый».[132] Своему сослуживцу Реджинальду Барнсу он признается, какое неизгладимое впечатление произвели на него действия пехотинцев Сикхского полка, когда они бросили раненого туземца в печь для мусора, где тот сгорел заживо.[133]

После расформирования Малакандской армии Уинстон был вынужден снова вернуться в тихий Бангалор, где даже дожди служили развлечением. Единственное, что его утешало, так это новые слухи о якобы готовящемся военном походе в Судан. Шутка ли, вторая египетская экспедиция – спустя сто лет после первой! Этого Черчилль никак не мог пропустить. Оставалось только в очередной раз выехать из провинциального Бангалора и попасть в состав вооруженных сил, расположенных в Северной Африке.

Приступив к осуществлению задуманного, Уинстон столкнется с враждебным к себе отношением. Многим был не по душе «культ энергии и славы», исповедуемый молодым лейтенантом. За его спиной все чаще стало раздаваться:

– Да кто такой этот малый? Почему он принимает участие во всех военных кампаниях, совмещая журналистику и службу в армии? С какого рожна генералы должны к нему хорошо относиться и вообще как он умудряется получать столько отпусков в своем полку? Вы посмотрите на большинство – они только и делают, что работают, работают да работают, а в результате даже на дюйм не сдвинулись в своих желаниях и целях. Нет, это уж слишком. Может, он и добьется успеха, но сейчас младший офицер Черчилль должен познать всю рутинность и монотонность военной жизни!

Были и куда более откровенные высказывания. Уинстона в лицо называли «саморекламщиком», «охотником за медалями», «искателем славы» и т. д. и т. п.[134] Главным же было то, что подобное, мягко говоря, неблагоприятное отношение, испытывал к нему не кто-нибудь, а сам главнокомандующий египетскими войсками генерал Герберт Китченер. Поэтому неудивительно, что на заявку Уинстона об участии в новой экспедиции ему было отказано. Для кого-то это могло прозвучать как приговор, но только не для Черчилля. Он спокойно взял очередной отпуск и 18 июня 1898 года отплыл из Бомбея в Лондон.