Зимой сугробы в Красноярке были выдающейся достопримечательностью. Нас, детей, они закрывали с головой. Колонисты, возможно, пытались убегать из колоний, но уйти по сугробам было невозможно. Сугробы и звери – это действительно непреодолимо.
В поселке имелся магазин. По карточкам можно было покупать хлеб. На семью из двух взрослых и трех детей давали булку черного. За хлебом ходили мы, дети. Однажды я потерял карточки, которые выдавались на месяц. Месяц мы мучились голодом.
Однажды мать взяла меня в Серов. Там мы пришли на базар, и она на какую-то вещь выменяла булку хлеба. На рынке булка хлеба стоила 80 рублей. Серов произвел на меня сильное впечатление. Большие трубы металлургического завода. Каменные двух- и трехэтажные дома. Особенно поразил меня пол в этих домах. Я подумал, что он сделан из шоколадок, нагнулся, попытался вынуть плитку. Но…это был не шоколад.
В Красноярке мы наблюдали, как в Серов шли эшелоны с немецкой техникой, подбитой на поле боя (на ней были кресты). Были и эшелоны, на платформах которых находились танки со звездами, искореженные пушки. Это были наши потери. Иногда были эшелоны смешанные – с крестами и со звездами в одном эшелоне.
Когда поезд со стороны Нижнего Тагила приближался к Красноярке, все жители выбегали из домов. Особенно мы радовались изуродованным танкам с крестами. Считали, сколько их в эшелоне. С каждым годом их становилось все больше. В мартеновских печах Серовского металлургического завода они превращались в потоки жидкого металла, а потом застывали в форме слябов11 и шли в Нижний Тагил и Свердловск на броню танков.
В Красноярке был детский садик. Девочка Ганя, которая приехала с нами из Шали, укутывала нас в шубы, обматывала башлыком, сажала в короб, на дне которого был наморожен навоз и, напрягаясь, везла нас в садик. Он находился за железнодорожной линией и ей приходилось перетаскивать ледянку через рельсы.
В садике кормили плохо. Запомнилась манная каша. Была одна девочка из очень бедной семьи. Худая. С печальными глазами. Ребятишки просили ее съесть муху или жука, а за это отдавали ей кусочек хлеба. Мне было жалко эту девочку.
В садике был такой случай. Воспитатель где-то достала обшарпанного коня из папье-маше и призвала нас помочь отремонтировать его. Она принесла старые довоенные газеты, взяла ножницы, порезала бумагу на полосы, и мы стали наклеивать их на коня. Вначале работали дружно, потом ребята стали уходить. В итоге я остался с воспитателем вдвоем. Меня не тяготила работа. Других игрушек в садике не было. Воспитатель позвала меня на обед, но мне не хотелось уходить, и я пропустил обед. Когда мама с Ганей пришли забрать меня домой, воспитательница похвалила меня. Это была первая похвала, которую я получил в жизни.
В Красноярске произошел жуткий случай. Однажды мой старший брат Юра возле магазина катался на санках. Сторож прислонил ружье к стене магазина и куда-то отошел. Местный хулиган по фамилии Койкин взял ружье и навел на Юру, который стоял в пяти метрах лицом к нему. В последний момент шестилетний Юра повернулся, чтобы убежать. Раздался выстрел, Юра упал.
… Мы дома обедали. Раздался звонок. Голос в телефоне сказал отцу: «Вашего сына убили».
Отец схватил шубу и бросился к дверям. Я понял, что случилось что-то страшное. Подошел к окну и стал смотреть на улицу. Подъехала грузовая машина ЗИС. Из кабины вылез отец. В его руках была шуба, в ней – мой брат Юра. Его лицо было залито кровью. Отец занес шубу домой. Мать обтерла и переодела Юру. Отец снова завернул Юру в шубу и выскочил из дома. Машина понеслась в Серов, в военный госпиталь…
