– Я… – Глен припомнил Ию.
Припомнил курносую наяду, недавно хвалившуюся перед Лин дарованным… Деревянный свисток-рыба! Так вот почему Глен счёл, что лицезрит его не впервой!
– …не ведаю. – Отрава лживых слов осела во рту горечью.
Напрасно Глен солгал. Но у него язык не повернулся сказать сестре, что её подруга мертва. Не сейчас!
Журчание воды услаждало слух и разливалось в душе умиротворением. Глен обратил взор к Эсфирь, и по коже россыпью пронеслись мурашки. Чешуйки на предплечьях приподнялись. Глен отвернулся, готовый взирать на что угодно – на одетые в снежные платья ели и кусты можжевельника, на струящуюся водицу, на замаранные кровью и пеплом сапоги, – но только не на Эсфирь.
– Э-эх. – Тревоги осколками льда засверкали на дне зрачков Лин. – Надеюсь, госпожа Майя и Ия живы.
– Эсфирь, – Глен поспешил увести разговор в безопасное русло, – окажите честь, даруйте мне согласие на беседу.
Лёгким наклоном головы Эсфирь одобрила просьбу. Глен попросил Лин прогуляться – неподалёку, чтобы не упустить её из виду. Шагнул назад и наступил на что-то мягкое. Влёт отскочил, но сделанного не воротил. В воздухе, истязая слух, прозвенел истошный визг. Из сугроба стрелой вылетел силин. Ещё до того, как он приземлился, на кончике его хвоста вспыхнул серебристый шар.
– Небо!..
Под крик Эсфирь силин метнул чары. Глен в пируэте ушел в сторону, и шар ошеломления ударил по еловым лапам, стряхивая с них снежную пыль.
– Успокойся! – взвилась Эсфирь, и зверь зашипел почище змеи. – Глен не нарочно!
– Прощу прощения, любезный, – Глен тряхнул ладонями, гася ненароком призванное колдовство, – но вы не меньше меня повинны в случившемся. На кой вы за мной притаились?
Силин наградил его злобным взглядом, как бы говорящим: «Где хочу, там и сижу. Нашёлся тоже умник!» И прыгнул в сугроб. Вспахивая снег, пополз следом за успевшей отбежать Лин.
Сгустившееся безмолвие иссушало. Играло на струнах терпения. Глендауэр и Эсфирь оцепенели, будто не существовало в мире блага драгоценнее, нежели глядеть друг на друга.
Она первой умертвила тишину:
– Не знала, что у тебя есть сестра. – И отвернулась, чёрные глаза, мнилось, устремились в безвременье.
– Не родная, – уточнил Глен. – Лин – чистокровная наяда. Её отец и матушка трудились на благо клана и мира. Служили в числе тех, кто от сезона к сезону кочует и бережёт чистоту рек и озёр.
– Наяды очищают воды, – поняла Эсфирь.
Глен кивнул:
– Родных Лин настиг злой рок. Они пали от рук грабителей. Она осталась с дедом, но вскоре и его забрала смерть.
– И ты приютил её?
– Верно.
Улыбка вновь расцвела на бледных губах. Эсфирь тронула кончик своего крыла, окрашенного в цвет прибрежного песка. Чёрный платок, прежде скрывавший её рога, лежал на снегу у кромки воды.
– Я заметила фениксов за скалами, – произнесла Эсфирь. Глен застыл, ноги будто вмуровали в каменную кладку. – Издалека. В тех местах густо растут деревья. Рядом бьёт ключ, можно набрать чистой воды. Мы с Небом намеренно вышли ночью, чтобы не привлекать внимания…
Откуда вышли? Они живут неподалёку? Где? Вопросы рвались на волю, но Глен запер их, сцепив зубы.
– Фениксы пролетели над нами. – Эсфирь говорила тихо, но с каждым словом её голос обретал уверенность. – Пронеслись мимо и приземлились у Ааронга. Они странно себя вели, Глен. Подозрительно. Сперва беседовали с крылатой девушкой. Потом наблюдали, как она колдует. И под влиянием её чар двое фениксов лишились крыльев, будто в других существ превратились…
